Лихорадочно пытаюсь отыскать его в бардачке. Да так и замираю, увидев через лобовое стекло высокую мужскую фигуру.

Белый невозмутимо садится за руль. Отбирает у меня мобильник, подключает кабель.

Вижу, как гаджет оживает, загорается индикатор зарядки.

— Поздравляю с закрытием сессии, — усмехается Белый и вручает мне зачетку.

— Спасибо…, — ошарашенно говорю и добавляю: — Федор Львович.

— Белый, — глухо исправляет, запускает двигатель, смотрит по сторонам.

Меня впечатывает в кресло. Автомобиль срывается с места.

— Не хорошо как-то, по прозвищу, — осторожно возражаю я.

— Пойдет. Я привычный, — усмехается он.

Вижу, как изгибается уголок рта. Понимаю, что слишком откровенно пялюсь на Белого. Вспыхиваю. Отворачиваюсь к окну.

Понимаю, что должна сказать этому мужчине что-то еще, но мысли утекают из головы.

Ах, да…

— Вы же не расскажете отцу? Он убьет Олега Петровича, — прошу я, вновь повернувшись к водителю.

Белый молчит. Взгляд безразличный, направлен на дорогу.

— Нет, — наконец, качает головой Федор, — есть еще мудаки в преподавательском составе?

— Не знаю, — искренне пожимаю плечом, — кажется, нет.

Судорожно перебираю имена. Нет, такой Олег Петрович только один. Но на пятом курсе есть Игорь Смычкин. Уже год не дает мне прохода. Да и черт с ним, разберусь сама.

— Подробнее, — требует Белый так, словно читает мои мысли.

Трясу головой. Нет, Смычкина трогать нельзя. У него отец — генеральный прокурор области.

— Надия …Мухтаровна! — нетерпеливо рычит он, поторапливая. А я слышу легкую заминку.

Белый всегда обращается по имени и отчеству. Ко всем, будь то Полина, моя мама, или горничная Архиповых.

—Я сказала, что больше никого нет! — с нажимом, сама не зная, откуда столько храбрости, говорю я.

Белый усмехается. Бросает на меня странный взгляд черных глаз. Отворачивается.

Едем в машине в полной тишине. До особняка Архиповых еще полчаса. А я не могу отвлечься. До телефона не дотянуться. Мой мобильник лежит прямо под рукой Белого. И просто так, не коснувшись мужчины, взять гаджет не получится.

Отворачиваюсь к окну, но прежде замечаю, какие крупные ладони у Федора. Смуглая кожа, слегка сбитые костяшки на правой руке.

— Стойте! — роняю я.

Автомобиль послушно тормозит, вильнув вправо.

Белый смотрит на меня, угрюмо, даже зло.

— Что на этот раз? — рычит он.

— Надо обработать, — киваю на его ладонь.

Белый морщится, оттирает костяшки о ткань брюк на бедре.

Я перехватываю его запястье. Мои пальцы с трудом удерживают крепкий и мощный кулак. В сравнении с моей, его ладонь просто огромная.

Выхватываю влажные салфетки и антисептик из рюкзака.

— Никуда не поедем, пока не обработаю! — ставлю условие, он смотрит на меня через прищур глаз и все же сдается.

Белый не двигается и молчит, пока я наношу спрей на раны. Стираю следы крови салфеткой.

— Вы его очень сильно побили? — уточняю я, вскинув на мужчину глаза.

На секунду мне кажется, что он смотрит на мои губы.

— Выживет, — роняет он и отворачивается.

Убираю салфетки обратно в рюкзак. Мы вновь срываемся с места. Так и едем в полном молчании и тишине до самого дома.

Уже выйдя из автомобиля, оборачиваюсь к Белому. Ловлю на себе его взгляд.

Мужчина застывает, сидя за рулем. В поднятой к лицу руке зажигалка. Во рту зажата сигарета.

Он не закуривает. Смотрит на меня через стекло и пространство.

Почему мне кажется, что его странный взгляд охватывает меня всю, с ног, до головы?

Но от этого взгляда не страшно и не противно. Наоборот.

За спиной распахивается дверь особняка. Меня уже ждут, зовут. Но я не могу сделать шага. Стою, словно меня держат глаза Белого.

Ватные ноги, непослушные.