– Вина?

– Нет, спасибо. Кофе, если можно.

На стене старое фото: мы с Бет на лыжной прогулке. Улыбки на лицах и столько любви в глазах, что это как удар наотмашь.

Она включает чайник, достает две кружки. Обычная сцена. Я по ней соскучился? Секс средь бела дня, которого у меня было завались в последние месяцы, вылетает из памяти, когда я смотрю на наше с Бет фото, и мы вдвоем в кухне, и она делает мне кофе.

Она спрашивает:

– Как ты?

– Нормально. Кручусь целыми днями как белка в колесе… А ты?

Она молча пожимает плечами. Протягивает мне кружку, наливает себе зеленого чая и садится напротив в уголке. Я ищу ее взгляд.

– Бет, я… – Тянусь к ней. Она отдергивает руку. – Пожалуйста. Мне нужно объяснить.

– Я забыла положить тебе сахар.

Она подходит к шкафу, достает сахарницу и протягивает ее мне вместе с чайной ложкой.

– Мег связывалась с тобой на этой неделе?

– Нет. Я… Слушай, я понимаю, что без толку говорить, что вот так случилось, но это правда! Она сама подошла. Да, я ее не остановил, а следовало. Зря я этого не сделал и себя не одернул зря. Мне жаль. Лучше бы мы просто были с тобой вместе… здесь…

Я произношу все это, стараясь выгнать из головы мысли о сегодняшнем дневном безумстве. Я здесь, я здесь ради Бет, ради разговора с ней. Для того чтобы она меня выслушала наконец. Не имею представления, что собираюсь сказать, – но знаю совершенно точно: здесь и сейчас, именно в этот момент, я готов произнести любую ложь, если потребуется, чтобы сохранить наш брак.

Бет смотрит в пол.

– У Мег скоро экзамены, не забудь.

– Ну, Бет! Это же секс, просто секс, ничего больше. Ты и я, мы…

Бет по-прежнему рассматривает плитки пола. У нее сейчас такой вид, словно в горле застрял мяч для гольфа.

Я беспомощно пожимаю плечами:

– Секс, ничего больше… Ты больше не хотела меня.

Хватаю себя за язык. Последняя фраза была явно лишней: Бет может решить, что я пытаюсь в чем-то обвинить ее.

Она поднимает глаза.

– Нам надо обсудить детали. Теперь, когда мы порознь… Я не хочу терять дом.

О господи. Я давлюсь кофе.

– Только поэтому мы и встретились? Только это тебя и интересует? Мой бумажник и дом?

– Ты сам отсюда ушел! И сожительствуешь со своей шлюшкой!

– Я не сожительствую с ней. И не живу. Я живу у Бена. А отсюда меня выкинула ты.

Не время защищать честь Эммы.

– Я не хочу слушать объяснения. – Бет внезапно встает, рука на бедре.

– Ты не хочешь слушать сейчас? Или вообще никогда? Нам придется друг друга выслушать. Мы не можем делать вид, что ничего не произошло, и просто говорить о расходах!

– Почему нет? – Она наконец смотрит на меня в упор.

Внезапно меня одолевают усталость и безнадежность:

– У нас разлад, Бет. Знаю, что виноват я, но, пожалуйста…

– Адам, ты ведь все еще с той женщиной?

Обе руки уперты в бедра. Она хочет сказать, что пока Эмма не исчезла с горизонта, все разговоры бессмысленны.

Я вспоминаю сегодняшний секс, прикидываю, не соврать ли, и решаю этого не делать.

– Смотря что ты имеешь в виду. Но, полагаю, ответ – да, я по-прежнему встречаюсь с Эммой.

Бет медленно качает головой.

– Встречаешься… Как интересно. Ты подразумеваешь, что секс с ней дает тебе острые ощущения? Она ублажает тебя в чем-то из того белья, что ты ей накупил? – Второй раз за сегодня я чувствую, как щеки заливает краска стыда. – Ведь все ясно до полной прозрачности. Что ты собирался обсуждать? О чем «разговаривать»?

Бет отворачивается к мойке, ставит туда свой зеленый чай и идет к холодильнику. Достает бутылку вина и наливает бокал. Делает большой глоток. Говорит, не поворачиваясь ко мне:

– Дома ты этого не получал? Впечатлений недоставало? Вот о чем нам следовало поговорить. Тогда. Пока не стало поздно. Ты ведь мог, ты должен был сказать.