Вот, что значит подготовка!

Оставшийся час трачу на то, чтобы заполнить план. К его тщательной проверке планирую приступить уже во внерабочее время, оставшись в кабинете одна.

Пятница. Даже Римма Константиновна летит домой. К ней на выходные приезжают дети с внуками.

– Я бы помогла тебе, Юнь, но мне Льва из сада некому будет забрать, – бросает Алла, в спешке закидывая свои вещи в сумку. Знаю, что ей еще нужно доехать. Если Борис занят, всегда волнуется, что из-за вечерних пробок опоздает. – Нет ничего печальнее глаз ребенка, оставшегося в группе в одиночку. Особенно больно смотреть в эти глаза, если этот ребенок твой.

Пока Алла рассказывает, у меня перед глазами живо картинка встает. Сердце сжимается от жалости, когда вспоминаю, что сама вот так пару раз ждала родителей. Будучи светилами системы образования, они часто задерживались на каких-то собраниях и педсоветах. А спасал меня всегда дедушка. Он тоже всю жизнь проработал учителем, был и замом по воспитательной работе, и классным руководителем, но никогда не являлся заложником своих должностей и фанатиком культа образования. Единственный из всей семьи всегда ставил личные интересы выше работы.

– Да все нормально. Беги, конечно.

Улыбаясь ей, попутно набиваю эсэмэску деду.

Юния Филатова: Привет! Как дела?

Юния Филатова: Я тебя люблю.

– Я позвоню, – кричит Алла уже на выходе.

– Окей.

Все сотрудники прощаются и один за другим покидают отдел. В помещении воцаряется тишина. Беру пару минут, чтобы насладиться ею.

После выхожу в коридор.

Воспользовавшись уборной, иду на кухню и делаю очередную порцию кофе. Прихватываю вместе с чашкой упаковку печенья.

Вернувшись в кабинет, гашу весь лишний свет. Усаживаюсь в свое кресло и приступаю к проверке. Учитывая то, что в дело замешан Нечаев, немножко паранойю, как случалось со мной раньше. Позволяю своему тревожному синдрому возобладать над разумом – сверяю данные трижды. Просто не могу сесть в лужу перед Нечаевым. Подозреваю, что он не упустит шанса докопаться. Будет цепляться за малейшую возможность, будь то даже банальной опечаткой.

Когда я заканчиваю, сохраняю документ, дважды проверяю корректность работы приложения, остается полчаса до назначенного им времени.

Но не сидеть же мне теперь сложа руки.

Юния Филатова: Задерживаюсь на работе. Но клуб в силе.

Пишу в чате.

Юния Филатова: Мадя, скоро к вам доеду.

Агния Филатова: Ты что надеть планируешь?

Юния Филатова: Не думала еще. Может, красную юбку и какой-то топ к ней.

Агния Филатова: Черт, я хотела у тебя эту юбку одолжить.

Юния Филатова: Ладно, бери. Я надену кожаные штаны.

Агния Филатова: Спасибо!

Мадина Андросова: А я буду в одеяле и с подушкой на голове.

Виктория Андросова: Да-да, свисти! Сейчас как вырядишься, опять все мужики сбегутся!

Мадина Андросова: Дело не в одежде. Это все грудное молоко. Рожайте, девки!

Агния Филатова: Фуууу. Ни за что!

Юния Филатова: Я хоть и люблю Рокси, но тоже пас.

Виктория Андросова: Было бы от кого рожать!

Мадина Андросова: Сегодня найдем!

Поколебавшись еще пару минут, подхватываю планшет и бодрым шагом направляюсь к лестничной клетке. По мере того, как спускаюсь, дыхание учащается. Говорю себе, что это только из-за физической нагрузки. Но одновременно с этим скручивает желудок, и я вынуждена признать, что следующая за этим тошнота – нервное возбуждение.

Настоящий мандраж.

«Все хорошо. Ты свою работу сделала. Нет причин волноваться», – твержу себе самым рассудительным тоном.

Но…

Боже мой, это не работает!

Мне вновь становится жарко. Руки липнут к планшету. Кожа становится горячей, а внутри все трясется, словно у меня лихорадка.