Я дёрнулась, шумно выдохнула и пошатнулась.

– Аня, хватит. Держи себя в руках, – прошипела я сквозь зубы, – что с тобой?

А внутри голос, знакомый и ехидный, шептал: «А может, перекурим? Один раз не считается…»

Но я знала – считается. Всё считается. Особенно первый откат.

Из собственных глубоких размышлений, начавшихся с обычного желания закурить и плавно скатившихся к вопросам вроде «зачем жить» и «можно ли убить человека взглядом» – меня вывел довольно внушительный толчок в спину.

– Эй, чё встала как вкопанная?! – раздалось позади. Это была бабулька, ну, как бабулька … Уже скорее бабка. Невысокая, сгорбленная, в клетчатом пальто, с тележкой на колёсиках, из которой торчали подозрительно агрессивные овощи – явно направлялась либо на рынок, либо к метро на боевой дежурный пост.

Я проводила её взглядом, немного в шоке. Тележка громыхала, каблуки стучали, и даже её «эй» как-то отдавалось в груди, будто она ненароком вернула мне связь с реальностью.

Интересно, с каких пор меня вдохновляют бабки?

Сначала я заглядывала себе в рот через зеркало. Потом пыталась не убить людей просто за то, что они шли рядом. А теперь получала энергетическую пощёчину от пенсионерки с капустой. Прекрасно.Я стояла посреди улицы и пыталась осознать, что утро шло по нарастающей странности.

Что дальше, Аня? Начнёшь подзаряжаться от плакатов ЖКХ?

В общем, собрав остатки достоинства, я выпрямилась, надула щёки, как будто собиралась объявить кому-то выговор, и зашагала дальше.

С лёгкой тенью травматического уважения к старшему поколению.Быстро. Решительно.

План был простой: дойти до работы и не сойти с ума. Но буквально через пару перекрёстков я поймала себя на том, что думаю не о смысле жизни, не о глобальном преображении, не о ЗОЖ и новой себе… а о чёртовой прядке, которая лезет в глаз. Причёска, которую я наивно назвала «свежим взглядом», на деле вела себя как вьющаяся пакость и мешала видеть дорогу.

Я настолько была занята внутренними диалогами и борьбой с собственной чёлкой, что напрочь забыла про моросящий, липкий дождь – тот самый, что с утра равномерно накрывал город осенним безразличием. Он впитывался в волосы, в куртку, в настроение. Причёска, как и всё остальное, моментально утратила хоть какие-то признаки бодрости.

Теперь я выглядела как пугало. Настоящее. Хотя, если честно, внутри себя чувствовала ровно так же. Всё тело казалось чужим, взятым напрокат без паспорта – вялым, неуправляемым, будто я просто наблюдаю, как оно тащится по улице.

Но, может, в этом и был плюс. Никто особо и не смотрел. Люди проходили мимо, не задерживая взгляда, как будто меня здесь и не было. Ни интереса, ни ухмылок, ни даже раздражения – сплошная невидимость.

И на работе всё было в том же духе. Никто ничего не говорил – потому что говорить было некому. Я вдруг поняла, что контактов у меня становится всё меньше. Коллеги больше переглядываются между собой, чем со мной. Иногда я даже ловлю себя на мысли, что целый день молчу.

Просто… существую.

Вот тебе и новая жизнь. Новые ощущения. Новая я, которая не курит, не пьёт кофе и, видимо, уже не считается за человека.

С такими мыслями я на секунду залипла у витрины пекарни и мысленно примерила на себя будущее в составе секты… «бабок». Да-да, тех самых. В платках. Стою я, значит, в деревне. Выращиваю гусей. Почему гусей? Ну, потому что всегда кто-то выращивает гусей. Это как будто обязательный пункт в бабском контракте: пряжа, грядка, гусятина.

Эта мысль меня даже как-то приободрила. Убрала серость из головы. Расширила картину будущего. А потом – хоп! – и опять откат.