Соломон делает глоток алкоголя, явно получая удовольствие от своего питья. Но вместе с тем вся показная уверенность медленно сползает с него, обнажая другую личину.

– Я не желаю тебе зла, девочка, – разглядывая блики морозного солнца в бокале, сообщает папочка. Так, словно хочет донести до меня важную информацию, которую мне стоит усвоить, но не рискует озвучить её. И в глаза всё так же не смотрит.

– Верится с трудом, – пробую изобразить одну из тех улыбок, которыми частенько награждал меня Питон. Холодную и высокомерную. Но лицо ломает лишь болезненная гримаса, стоит только вспомнить о нём. Тут же отбрасываю эти мысли подальше. Иначе они меня уничтожат. А мне следует хотя бы попытаться выжить.

– Пойми одно, Вера, они избавятся от тебя очень быстро, если ты перестанешь быть им нужна, – Соломон поднимает на меня глаза, и я на долю секунды ловлю что-то до безумия знакомое в его движениях, манерах, напоминающее мне собственное отражение в зеркале и на фотографиях. Это производит на меня такой ошеломительный эффект, что я замираю, прислушиваясь к его словам.

Мне так хочется честно с кем-то поговорить. Узнать хотя бы немного правды. Такой, какой её видят те, кто меня окружает.

Я облизываю пересохшие губы, подаваясь к этому человеку чуть ближе.

– Но ведь они быстрее устранят меня после того, как я выйду замуж, – озвучиваю очевидное. Зачем им моё замужество – понятно.

Марине и тем, кто за ней стоит, я создаю только лишние хлопоты. К чему проблемы, если можно их закопать в землю.

Соломон одним глотком осушает свой бокал. Морщится, сжимая челюсть. Словно ему самому неприятна ситуация, в которую он угодил.

Почему-то уже не осталось сомнений, что он – мой отец. Но внутри ничего не ёкнуло от осознания того, что я наконец-то с ним познакомилась. Слишком поздно.

Но всё же интересно, каково ему осознавать, что он отправляет на плаху часть себя?

– Если ты откажешься, они сделают это сейчас, а если согласишься – то потом, сечёшь разницу? Твоя задача – выиграть время. На данный момент это самое ценное, чем мы обладаем. А там, может, что-то и изменится. К тому же никто не станет устранять тебя сразу после свадьбы. Слишком подозрительно.

Каждое слово противно жгло. Пугало, скручивая внутренности. Но эти ощущения как лакмусовая бумажка, показывающая мне, где спрятана истина.

– А тебе зачем всё это? – подаюсь ещё немного вперёд, словно намереваясь разглядеть каждую крапинку в серых глазах. Пробраться чуть дальше, заглянуть в мозг и распутать загадку.

Родственник смотрит на меня долгим взглядом. Тяжёлым, печальным, тревожным.

И мне показалось, сейчас я наблюдаю внутреннюю борьбу. С одной стороны, желание выбраться отсюда самому. С другой – зов крови, потребность защитить того, кого произвёл на свет. Пусть даже и не знал об этом.

– Поверь, я не хотел, – выдыхает сквозь зубы. – Жил последние годы спокойно, имел небольшой бизнес. Даже женщину нормальную нашёл. И тут неделю назад на пороге дома, того самого, в котором ты ночевала, возникла Марина Багрова. А я, знаешь, ведь уже успел расслабиться, отвык от разборок, должно быть, возраст берёт своё. И тут я понял, что моему мирному существованию пришёл финиш. Пробовала шантажировать меня. Недругов у меня навалом. Часть из них меня давно похоронили. А у другой я жил под носом. Но порой безопаснее всего находиться к врагам ближе. От судьбы-то всё равно не уйти. Вот и я не ушёл.

– И что же Марина потребовала?

Соломон пожал неопределённо плечами.

– Чтобы я повлиял на тебя. Как отец, – сверлит меня долгим взглядом, и я интуитивно догадываюсь, что Марине нужно зачем-то моё доверие.