– Отдохни, пока мы едем, – трогая «Хаммер» с места, посоветовал Рус.

Гравий дорожки зашелестел под колесами. Сердце неожиданно сжалось, словно перестало биться, дыхание перехватило, а к глазам резко подступили непонятно откуда взявшиеся слезы. Как будто я опять что-то теряла.

– Ты в порядке? – спросил Руслан, притормозив возле раздвигающихся перед нами ворот.

– Да. – Ответ получился глухим, надломленным. Я кашлянула, кое-как собралась и повторила, хотя лучше не стало: – Да, в порядке. Просто… – И вздохнула.

– Отдохни, – сказал он снова.

Я думала, Руслан коснется меня, но он этого не сделал.

Внедорожник выехал за ворота, горло сдавило сильнее, и я в непонятном порыве обернулась на тонущий в глубине территории дом. Руки были холодными, в голове что-то сжалось, как и в груди. Сидящая сзади трехцветка неожиданно громко мяукнула. Как-то отчаянно, как будто звала кого-то. Посмотрев на нее, я увидела, как она, встав на задние лапы, опирается на дверку машины передними и смотрит на удаляющийся особняк. И снова это полное безнадежности «мяу»…

Что задремала, я поняла, только когда машина качнулась. Поморщилась. Спать не стоило: голова стала тяжелой, ребра, до этого только слегка ноющие, разболелись всерьез.

– Сколько времени? – сдавленно шепнула я глухим со сна голосом. Кашлянула.

Горло все еще болело, временами трудно было даже глотать. Достав из бардачка бутылку с водой, я сделала несколько глотков. Взгляд упал на дисплей часов, находящихся на приборной панели.

– Господи, я так долго спала… Почему ты не разбудил меня?

– Зачем? – только и спросил Руслан.

Было еще светло. Летние сумерки даже не начали сгущаться. Пока меня не сморило, с Русом мы обмолвились всего несколькими словами. За окном мелькал пригород Грата, коттеджные поселки чередовались с низкими деревенскими домиками – где-то еще крепкими, а где-то заброшенными, заросшими и никому не нужными, а между нами ничего не менялось. Неловкость, сродни отчужденности. Прекрасно понимая, что, несмотря на сказанное в больнице, Рус зол на меня, я не лезла к нему. И вот опять домики… Прошло больше трех часов, а чувство такое, как будто мы все там же, как будто это все те же домики, как будто я совсем не закрывала глаза…

– Есть какие-нибудь новости… – Я потихоньку кашлянула в кулак. Снова поморщилась и продолжила, повернувшись к нему: – Новости о Дамире?

Я спрашивала о нем врача в больнице. Он не сказал мне ничего нового, и это, в сущности, было хорошей новостью. Но по ночам мне снился пробивающийся сквозь темноту луч, и тут же картинка сменялась другими: тихая аллея парка, ладонь, безжизненно лежащая у мыска моей туфли. Тошнота подкатывала вместе со слезами, ощущение правильности и безысходности случившегося было ужасным. Одни жизни в обмен на другие. Жизни верных людей Руслана на жизни девочек, уже потерявших всякую надежду.

– Пришел в себя, – не отводя взгляда от дороги, проговорил Руслан.

На мгновение меня как будто сковало. Невидимая липкая рука, сжимающая сердце, разжалась, и с первым ударом по телу прокатился озноб. Поправив ремень безопасности так, чтобы он не давил на синяки, я облизала губы и сделала еще глоток воды.

– Когда мы вернемся, – в эти дни сиплые нотки из голоса почти не исчезали, – я схожу к нему. Хочу попросить прощения и… – Я замолчала, зная, что он и так понял меня.

– Посмотрим, – снова односложный ответ.

Я рассматривала Руслана, желая расцарапать стену, которой он отгородился от меня. Коснулась кольца на пальце, покрутила и сжала руку в кулак. Понимала: муж знает, что я смотрю на него.

Притихшая на заднем сиденье кошка поджала под себя лапы, накуксилась, свесила голову. Всегда любившая пристроиться рядом с Русом, она, похоже, так и провела сзади все время, пока я спала.