Его губы кривятся в странной презрительной ухмылке. Видимо, прямо сейчас я должна ему что-то сказать, и я морожу глупость:
— Ну да, жизненные обстоятельства у всех разные. И могут толкнуть на крайности...
Парень снимает ноги со стола, тушит окурок об стену и выбрасывает в цветочный горшок. Подается вперед и оказывается в квадрате света, падающего из грязного окна.
Не до конца выветрившийся алкоголь играет со мной злую шутку или яркое солнце, которое сейчас светит ему в лицо, но я действительно позорно краснею и не могу вздохнуть.
У него обалденная внешность: резкие точеные скулы, чуть вздернутый нос, черные брови и огромные мрачные зеленые глаза без дна, которые моментально затягивают в мир безотчетной тоски и боли. Бог ты мой...
Он улыбается, и меня парализует.
— Не-а, не обстоятельства. А гнилые люди, с какого-то перепугу решившие, что им можно все.
Он резко встает, и я вздрагиваю.
— Долг зовет: пора дальше мести улицы. Можешь сидеть тут до одиннадцати, но свали до прихода другой смены, иначе мне хана.
— Спа... — мямлю я, но он перебивает:
— Не благодари! — Забрасывает на плечо метлу и выходит.
Некоторое время я неподвижно сижу на уголке дивана и пытаюсь прогнать из мыслей его глаза. Жуть. До сих пор захватывает дух. Нормальные люди не могут так смотреть.
Достаю телефон, шарю по чужим страничкам в соцсетях, пока тот окончательно не подыхает, поднимаюсь, стряхиваю с задницы частички мха и пыль и выбираюсь на свет божий.
Ничего не изменилось: тот же утренний город слепит бликами оконных стекол, те же старые кривые деревья обступают дорожки, те же потоки машин неспешно текут по автомобильным развязкам. Но меня одолевает предчувствие чего-то фатального, а по коже ползут мурашки.
Влезаю в подошедший автобус, крепко держусь за поручень и, прислонившись лбом к пыльному дребезжащему стеклу средней площадки, думаю о случайном знакомом и нашем коротком, ничего не значащем диалоге.
Я не могу отделаться от зудящей вины, от ощущения, что прикоснулась грязной рукой к чему-то чистому, и новые эмоции вызывают дискомфорт.
Покидаю душный салон на своей остановке, медленно бреду вдоль аккуратных коттеджей с яркими цветами в палисадниках и молодыми туями, торчащими из зеленых газонов, и стараюсь глубже дышать.
Спасаюсь в прохладе комнат, но даже в своем огромном доме не нахожу себе места: роняю вещи, натыкаюсь на предметы, долго ворочаюсь в кровати, и странные чувства теснятся в груди. Со мной что-то не так. Этот парень...
3. Глава 3
Просыпаюсь в три часа дня и с больной головой плетусь на кухню, готовлю себе чудовищно крепкий кофе и, взобравшись на барный стул у стойки, в одиночестве давлюсь бодрящим напитком.
Перед носом белеет записка с назиданиями от папы, но я игнорирую ее и открываю ноутбук: братишка Женя только что прислал новые фотографии своего лондонского быта.
Я всегда жду его сообщений с особенным трепетом — вот и сейчас внимательно просматриваю каждый кадр и не могу сдержать смех. Даже на расстоянии тысяч километров мы с ним на одной волне. Этой ночью брат тоже зависал в крутом клубе, о чем красноречиво свидетельствуют их с Артемом симпатичные пьяные лица на фоне батареи пустых стаканов.
Старший брат — единственный во всем мире человек, понимающий меня без слов.
Уже представляю, как он выслушивает мой рассказ об утреннем происшествии и приводит настроение в норму весьма обидными, но справедливыми шутками.
Грудь сдавливает тоска. Я скучаю, адски скучаю по Жене. И могла бы пожертвовать многим, лишь бы он вернулся и мы всей семьей традиционно поужинали в нашей давно опустевшей столовой...