А потом Жене выпала шикарная возможность уехать в Лондон, где ему предложили работу переводчика в престижной русско-британской фирме, и мы с папой остались одни.

***

В этом году лето выдалось изнуряюще душным и жарким: ливни сменяются зноем, зной — проливным дождем. Дни идут своим чередом, правда, после того как Катя решила, что я нарвалась на самого настоящего маньяка, наши загулы по ночным клубам резко сошли на нет.

Теперь мы три раза в неделю посещаем тренажерный зал, вечерами зависаем в гостях друг у друга и иногда устраиваем «межконтинентальные» пьянки с Женей и Артемом посредством видеозвонков. Кажется, Женя нашел себе некую очаровательную британку (надолго ли?), но старательно увиливает от разговоров на амурные темы, а Артем чересчур охотно и подробно расспрашивает меня о делах, вызывая изжогу.

— Ника, до свидания! — кричит из прихожей приходящая домработница и закрывает за собой дверь.

Комнаты погружаются в звенящую тишину, и сегодня, в годовщину маминого ухода, она особенно невыносима.

Три года прошло с тех пор, как я в последний раз слышала родной голос, чувствовала тепло заботливых рук, поддержку, любовь и защиту. Хотя кого я обманываю: все это ушло гораздо раньше. Месяц до черного дня мама провела практически без сознания: исчезая, отдаляясь и неотвратимо погружаясь в вечный сон. Мы были вымотаны до равнодушия. Когда она умерла, я даже не плакала.

Новое городское кладбище расположено прямо за нашим коттеджным поселком, и сразу после завтрака я спешу туда. Ползаю на четвереньках, старательно пропалываю траву на могиле, выбрасываю старые, полинявшие искусственные цветы и буравлю землю проволочными стеблями новых.

Я здесь, но мне нечего рассказать маме. Загулы, лето, папа, Артем... Я в стороне от всего и всех, со мной ничего не происходит. Я сама не позволяю ничему произойти.

Единственное, чем мне бы хотелось с ней поделиться — воспоминание о том июльском дне, когда я ненадолго сумела выбраться из панциря обязанностей, обещаний и здравого смысла. И отпустила чувства на волю...

Вытираю пыль с нацарапанного на граните лица, удовлетворенно киваю и, петляя среди оград, бреду обратно к кованым заборам поселка.

По заведенной три года назад традиции, в этот день отец нагружает себя непосильной работой, лично выезжает на объекты и возвращается за полночь. Нужно продержаться в пустом огромном доме несколько пустяковых часов. Не сбежать, не сойти с ума и не завыть от тоски.

Но чем дольше я нахожусь в нем, создавая иллюзию жизни, тем тяжелее становится на душе.

Зашториваю в спальне окна и заваливаюсь на кровать. Знаю, что не смогу отвлечься от тяжких мыслей и задремать, но упорно держу глаза закрытыми и утопаю в фантазиях, ускользая в иную реальность. Там Харм. Ледяной красавчик. Как много он на самом деле понял обо мне? Он понял все...

Я пыталась изображать надменную богатую суку, но играла неубедительно. Заигралась и нечаянно влюбилась в него, и это проблема. Настолько огромная, что делает почти невозможными мои давно продуманные планы на будущее и счастливый договорной брак.

О встрече с ним теперь напоминает только татуировка, способная действительно изменить мою жизнь. Или даже сломать.

I wanna become Harm for you.

Зачем он ее сделал? Какой смысл вложил? Поглумился и так по-скотски отомстил за высокомерие?

Я хотела перекрыть эту надпись: дважды записывалась в тату-салоны и даже выбирала эскизы с милыми розочками, но к назначенному времени не пошла. И придумать складную причину отказа не смогла даже для себя.

Наступают сумерки, из углов, закоулков, ниш выползают злые духи и вязкая темнота; желание сбежать из дома становится непреодолимым.