Ответ на свой случайный вопрос Саин узнал вечером этого же дня, когда, подпоясанный дорогим кушаком, в новой рубахе и с фляжкой отменного гортело на груди, он явился на «службу». Базарная площадь полнилась слухами. Хозяин веселого дома – пьяный в стельку, красномордый и удрученный потерей двух сотен серебряных авров – рассказывал, наверное, в сотый раз, как было дело.

– Эй, Саин, а пацан-то твой, как оказалось, «золотая ручка»! – заорал на всю площадь хозяин скобяной лавки, весь сплошь зеленый от нежданного вчерашнего проигрыша.

Ничего не понимающий Саин подошел ближе. О чем это они?

Пока, то краснея, то бледнея, Саин выслушивал подробности утреннего триумфа своего младшего сына, на языке его вертелось около двух десятков известных ему проклятий. Среди проклятий были и варанские, и южные.

Саин едва удержался на ногах, когда узнал, что за час игры его сын проиграл лишь трижды. Да и то, как заметил проницательный купчина, «проиграл для виду». Что за час игры его сын выиграл столько, сколько стоил сам по оценке загадочного господина Кафайралака.

Но когда ступор прошел, а первое удивление уступило место истеричной решительности, Саин растолкал толпу собравшихся вокруг себя зевак.

Пыхтя и понося все на свете, он помчался в порт.

Как бы там ни было, он должен вернуть украденную драгоценность.

Сын должен принадлежать отцу, а не какому-то похотливому вельможе! Человек – не собака! Человек не продается! Я должен вернуть Дайла, своего милого сыночка! Я передумал! Отец и сын – одна плоть! Эти фразы сумасшедшим галопом проносились в голове Саина, пока он, улица за улицей, то быстрым шагом, то бегом, приближался к порту.

Но его праведный гнев так и остался невостребован. Потому что корабль «Шалая птица», в сдвоенной каюте которого сидели господин Кафайралак и его новый слуга Лагха, уже вышел из гавани Багряного Порта.

Саину окс Ханне оставалось только плюнуть вслед «Шалой птице». А что еще остается, когда крадут твоего любимого сына?

Багряный Порт – Мертвые Болота,

53 год Эры Двух Календарей

Господин Кафайралак сразу понравился Лагхе. Во-первых, тем, что не понравился его домашним. А во-вторых, своей открытостью. Временами впечатлявшей даже его, привыкшего к грубостям Лагху.

– Сыном ты мне не будешь. Любовником – тоже. Братом – о нет! Для друга ты слишком молод. Впрочем, и для соперника тоже. Стало быть, ты будешь моим учеником, – заключил господин Кафайралак, когда они заперлись в каюте «Шалой птицы».

Лагха кивнул. Это даже лучше, чем он думал. Учеником. Ему еще никогда не предлагали стать чьим-то учеником.

– А чему ты будешь меня учить?

– Я научу тебя быть гнорром, – был ему ответ.

– Гнорром? Как это, а, господин Кафайралак? – поинтересовался Лагха.

– Во-первых, я не хочу, чтобы ты называл меня господином Кафайралаком. Пусть этим идиотским именем зовут меня идиоты. А во-вторых, кто такой гнорр, ты узнаешь, когда мы сойдем с корабля.

– Как же мне называть вас, милостивый гиазир? – оробел Лагха.

– Называй меня именем, данным мне при рождении. То есть Ибаларом.

– Оно странное, – не удержался Лагха.

– Эге, – довольно усмехнулся его новый хозяин. – Потому что это одно из запретных имен народа эверонотов.

– Эверонотов? А я думал, это сказки, про эверонотов, – смешался Лагха, в памяти которого тотчас же воскресло то немногое, что он слышал об этом народе полурыб-полулюдей или полужаб-полулюдей. О народе, исчезнувшем в морской пучине вместе со своей родиной, островом Хеофор, во времена кровавой войны Третьего Вздоха Хуммера.

– Хорошо, что ты знаешь хотя бы эти сказки, – усмехнулся довольный Ибалар, прихлебывая из чаши. – Тебе понравится язык эверонотов. И его имена тоже, – заверил он Лагху.