Майя пробыла со мной до самого вечера. Мне кажется, она тоже ждала Амира, чтобы в глаза ему заглянуть. Я тоже ждала. Надежда ведь умирала последней.

– Мам, – вечером набрала ее, – я хочу домой вернуться.

– Мы с папой едем! – только и ответила.

Майя дождалась моих родителей и поехала к себе. Да, никто не завидовал Амиру, если он вдруг решит вернуться.

– Где он? – отец буквально ворвался в дом. – Я ему яйца оторву!

– Папа! – я сама испугалась. – Папочка, не нужно, – успокаивала его. Мама злилась на зятя и явно накрутила отца. Он у меня вспыльчивый и здоровенный мужчина, зашибет и не заметит, но маму слушался как верный рыцарь. Они долго прожили вместе: мне двадцать девять, брату двадцать. Наверняка у них разное бывало, но за своих они горой. Да, наша семья жила дружно, тесно пересекаясь с диаспорой, не отделялись и не забывали корни, но наш дом и традиции, в нем принятые, были важнее. Поэтому я училась за границей без присмотра родителей, мой брат тоже сейчас в Лондоне. И мы с Наилем никогда не были товаром и инвестицией для родителей. Нас не принуждали к браку с отпрысками влиятельных семей и не продавали как мясо на рынке. Мы всегда были свободны и имели право выбора.

– Дочка, – взял меня за плечи, – честно скажи: ударил?

– Нет, – погладила его густую темную с проседью голову. Я его принцесса и всегда была ею. Если бы хотела отомстить мужу, то просто натравила бы на него отца. – Просто мы не справились и решили взять паузу.

– Булат, – мама, качавшая Даяна в гостиной, подошла к нам, – смотри, какой сладкий, – он заснул у нее.

Папа как мороженое растаял и поплыл. Крупным пальцем коснулся щечки и расцвел улыбкой, когда Даян пускать пузыри принялся.

– Ладно, – взлохматил голову, – не буду убивать твоего мужа. Пока. Пойдем, вещи помогу собрать, пока мать внучка качает.

Мои родители очень внимательные бабушка с дедушкой, и в их доме была детская для внука. Они очень активно собирались включаться во внука. Мы взрослые с братом, а у родителей всегда были большие возможности, поэтому для себя они пожить успели, теперь хотели снова нянчить, носиться, учить и воспитывать.

– Алло, – телефон неожиданно ожил. Свекровь. – Здравствуйте, Эльвира Сабировна.

– Лейсан, – даже без приветствий, – что у вас с Амиром происходит? Он сегодня буквально сбежал с обеда! И про сына ничего не рассказывает, психует только. Я завтра заеду к тебе, посмотрю, что с Даяном. Может, он болен, а вы скрываете?

– С моим сыном все в порядке, Эльвира Сабировна.

А вот с вашим нет! Хотела сказать, да промолчала.

– Завтра мы с Даяном у моей мамы будем. Приезжайте туда.

Свекровь у меня женщина тяжелая, и скандалить с ней себе дороже. Лучше просто «улыбаемся и машем».

– Как ты? – мама не сильно склонна к сантиментам, но сейчас была нежна как никогда. Она собирала вещи первой необходимости для внука, а я свои, Даяна передали деду. Это мой дом, и отдавать его другой женщине, если такая реально существовала, не собиралась! Но мне нужно время, нужно решение, а здесь сложно думать: слишком много хорошего было… и больно здесь было, очень.

– Плохо, но жить буду. Наверное.

– Лейсан, ты молода, у тебя еще все будет. На одном говнюке свет клином не сошелся.

– Не нужно, мам. Может, мы еще…

– Может… – развела руками. – Но звоночек прозвенел… и довольно рано.

Я вернулась в свою старую спальню. Сейчас, правда, здесь симпатичная гостевая комната. Сколько я здесь пробуду? Не знаю. Наверное, нам с Амиром все же нужно поговорить и что-то решить. Мы ведь не чужие, связаны брачными клятвами и даже кровью. Мы не можем разъехаться и сделать вид, что ничего не было.