Теплая ладонь гладит мою спину и притягивает к себе, вынуждая положить голову на мужское плечо.

– Конечно.

Хочется выть от отчаяния. Невольно я вспоминаю разговор с девчонками. Предостережение, высказанное Леной, мне казалось таким глупым и далеким. Ведь в нашей голове плохое случается с кем угодно, но только не с тобой.

– Все же не нравится мне рука. Переоденемся, и я отвезу тебя, пусть посмотрят.

Герман не оставляет меня ни на секунду. Я ощущаю себя куклой. Он усаживает меня на кровать, сам же стягивает домашние штаны и футболку, переодевается в рубашку и брюки. Помогает обуться, выбрав для меня балетки.

***

Мы входим в приемный покой, Милосердов держит меня за руку, переплетая наши пальцы. Обаятельно улыбается медсестре:

– Есть кто-нибудь, кто сможет посмотреть руку моей невесте?

– Вам придется подождать.

Девушку не подкупает лучезарная улыбка, она указывает на стулья вдоль двух стен. С обеих сторон сидят люди, ожидая приема.

– Вы не поняли, нам срочно.

Я вижу, как красная купюра, свернутая вчетверо, ложится у стационарного телефона.

Девушка накрывает деньги карточкой:

– Сейчас уточню, есть ли у доктора свободная минутка. Вы присаживайтесь.

– Потерпи, родная, нас быстро примут.

Крепкие объятия стискивают мои плечи. Мужские губы целуют волосы, а я замечаю свое отражение в обшарпанном зеркале напротив. Обескровленные губы подрагивают. Испуг делает мои глаза еще больше, я всматриваюсь в лица сидящих напротив, ища поддержки и спасения. Герман спокоен, зарывается носом в мою макушку, шепчет:

– Я тебя люблю. Очень сильно люблю. Не забывай об этом.

Слова наполнены большим смыслом, чем простая поддержка и выражение чувств: они обрекают меня.

Спустя десять минут прохлада кушетки отвлекает от боли. Герман просит врача выйти на минуту для разговора, оставляя меня одну в кабинете, выложенном белым кафелем. Врач – мужчина лет сорока пяти – со скрежетом пододвигает металлический стул ближе:

– Показывайте.

Я бережно выпускаю левую руку из объятий.

– Ну тут все понятно. А с лицом что? – берет меня за подбородок и разворачивает к свету.

– Я же вам рассказывал, – отвечает за меня Милосердов. – Запнулась о прикроватный коврик. До чего же ты у меня неуклюжая, – произносит он с нежностью. – Как вы думаете, бригаду скорой помощи можно вызывать заранее? У нас скоро свадьба, а там столько опасностей, чего стоит первый танец молодых, – Герман источает обаяние.

– Еще где-то травмы?

– Нет, откуда, – за меня отвечает Милосердов. Я подтверждаю молчаливым кивком слова. – Она бы сразу мне сообщила.

– Возможно, ваша невеста находилась в шоке. Боль может прийти не сразу, – врач выжидающе молчит, давая мне возможность ответить. По его взгляду я понимаю, что он не верит словам Германа.

– Нет, только рука, – говорю я.

– Идемте, отведу на рентген. А вы останьтесь и заполните пока документы.

– Заполню позже. Сейчас главное – помочь.

Герман не отстает, идет рядом, подбадривая и обещая, что будет все хорошо – убедительно играет роль заботливого и взволнованного жениха.

– Вы куда? Это рентген-кабинет. Ждите в коридоре.

Лаборант плотно закрывает дверь, отрезая меня от Германа. Женщина в голубом медицинском костюме помогает надеть свинцовый фартук.

– Как же так? – спрашивает она громко и сокрушенно качает головой. – Не зима, чтобы поскальзываться.

– Споткнулась, – повторяю легенду Милосердова.

– М-м-м. А лицо? – слышу щелчки застежек.

– Задела кровать, – отвечаю заведенной куклой.

Она усаживает меня на стул, наклоняется, поправляя руку:

– Девочка, – шепчет расторопно. – Ты только скажи, Игнат Вадимович вызовет полицию. Знаешь, сколько таких, как ты? Нельзя спускать рукоприкладство!