Я согласно киваю. Мне не удалось уснуть сразу же, слышала, как Герман принял душ, надел футболку и лег в кровать. Под его тяжестью промялся матрас, и он обнял меня, притягивая к себе. Подождала, когда его дыхание выровняется, и освободилась от объятий. 

— Гер, нам нужно поговорить. — Кофе и булочки с корицей остаются нетронутыми.

— Родная, давай не будем вспоминать. Мне безумно стыдно, я чувствую себя ничтожеством, что выместил свои неудачи на тебе. Прости! Ты такая добрая и нежная, а я… надеюсь, ты сможешь меня простить со временем. — В глазах ни капли вчерашней злобы или пренебрежения, он вновь лучится любовью и заботой. — Этого никогда не повторится, обещаю, — протягивает руку и не сводит с меня взгляд. — На сборы всего час. Давай не будем заставлять твою маму ждать. — Он уже в который раз называет маму не по имени-отчеству, это должно радовать, но я испытываю чувство, словно меня обманывают. — Беги в душ, а я сварю еще один кофе. Вижу, у тебя еще не проснулся аппетит. 

Игнорируя протянутую ладонь, поднимаюсь и иду в сторону ванной. Мусорная корзина пуста, и нет никакого намека, что я вчера разочаровалась в своем мужчине. Привожу себя в порядок и не понимаю, почему слушаю Германа. Он включил максимум своего обаяния, светится широкой улыбкой, постоянно интересуется удобно ли мне и не дует ли на меня холодной струей воздуха кондиционер в машине. 

Мы вместе идем в магазин, он берет меня за руку и ведет по рядам, сам набирает полную корзину самых дорогих продуктов, отмечаю, что он действительно помнит о вкусах моей мамы. Через двадцать минут мы выходим на улицу, Герман несет пакеты с продуктами, а я огромный букет желтых роз. 

— Ты почему еще не выбрала платье? До свадьбы осталось полтора месяца, — интересуется, не отвлекаясь от дороги. 

— Не нашла подходящее, — а сама думаю о том, что, возможно, этой свадьбе лучше и не состояться. 

— Может, оно и к лучшему. Как раз сегодня отвезу вас с мамой в салон. Там вам подберут платья, договорились? — Автомобиль останавливается на светофоре, и Герман выжидающе на меня смотрит с черной тоской в глазах, мне ничего не остается, как согласиться. 

— Хорошо.

Мужское лицо вновь светится, и ладонь ложится на мое бедро, чуть сжимая и поднимая подол сарафана. 

— Не надо, Гер, люди смотрят, — указываю подбородком на троллейбус стоящий на соседней полосе. 

— Ты права. А я давно говорил, что нужно затонировать лобовое стекло. 

Я рада, что рука возвращается на руль, и Герман замолкает, сосредоточившись на дороге. 

Мы поднимаемся по узкой лестнице подъезда, я слышу щелчок открываемой двери, мама увидела нас в окно. Она искренне рада нашей встрече, торопливо накрывает на стол, разливает чай, достает из духовки пироги, мясной и с вишней, мои любимые. Мама весело рассказывает о последних новостях с работы, Герман активно поддерживает разговор, обещает помочь с покосившимся на даче забором, а меня все не покидает мысль неправильности происходящего. 

— Женечка, давай еще кусочек. — Мамина рука тянется к вишневому пирогу. 

— Не стоит, Мария Витальевна, ей сегодня еще выбирать свадебное платье. — Герман с улыбкой смотрит в глаза и слегка сжимает мою ладонь, накрывая своей. 

— Тем более кушай, нельзя выбирать платье на голодный желудок. Бедные невесты в погоне за красотой не едят и не пьют весь день, какое может быть удовольствие от самого главного дня в жизни? 

— Самый главный день в жизни — рождение нашего первенца, а свадьба — это так, мишура, больше для гостей. Да, родная? — Я вновь соглашаюсь со словами, а сама ощущаю, что меня загоняют в угол. Герман мастерски манипулирует чувствами моей мамы и моими тоже. Он прекрасно знает, как я хочу ребенка. — Собирайтесь, Мария Витальевна. Вы поможете сделать выбор Жене и себе что-нибудь подберете на торжество.