Он примерно на две головы выше и мне пришлось приподнять свою, чтобы взглянуть в его лицо. Стальные глаза искали во мне что-то, чего я сама не знала и, возможно, никогда не узнаю. Он был словно робот, сделанный по особому заказу. Мне показалось ужасным, что в мою голову внезапно прокралась мысль, что я ненавижу его за этот взгляд. Это делает меня уязвимой. Если я здесь, почти вплотную прижатая к нему, стараюсь не делать глубоких вздохов, чтобы не выдать нарастающую панику и не утонуть в дурмане мускатного ореха с мятной примесью, то я бы не хотела, чтобы на меня смотрели, как на какую-то вещь. Это глупо! И мне должно быть плевать на таких, как он. ОСОБЕННО на таких, как он. Я привыкла уважать себя. Я привыкла полагаться только на себя и делать то, что считаю нужным. Мать Господня, и я снова закрыла глаза, и этот дьявольский запах, кажется, стал еще сильнее.

– О чем ты думаешь? – Голос прозвучал мягко, это было почти шепотом, и меня словно морской волной накрыло, такой теплой и приятно удушающей. Он мурлыкал, как кот, и это было так низко, но бархатно, как перышком по коже, только по сознанию. Я сглотнула ком. Часто я закрываю глаза, когда танцую в клубе, это дает возможность забыть о том, кто ты есть, наплевать на принципы. Впрочем, это работает всегда. Мне казалось, что так я могла бы больше, чем мне было дано.

– Вы дьявольски красивы. – Это было честно, но, тем не менее, я не произнесла это, как комплимент его самолюбию, надеюсь, он это понял.

– Мне нравится, что ты подумала, перед тем, как это сказать.

– Но. – Я распахнула глаза в тот момент, когда ощутила легкое касание пальцев на своей щеке.

– Пункт номер три: смущение.

Я все еще пялилась на него с каким-то недоумением и ужасом внутри себя, а может и снаружи, пока он легонько касался моего лица. Я бы хотела сказать, что ни капли не смущена, но о том, как горели мои уши, даже говорить не стоит. Мне кажется, я покраснела до кончиков пальцев в ногах, а мои Чеширские коты на ногтях сгорели от адского пламени. И смущало меня не то, что меня касался малознакомый мужчина, не то, что я позволяла себе думать и говорить, а то, что я оказалась посредственной, именно сейчас, в эту самую минуту. И что означают эти дурацкие пункты?

– Какой второй пункт? – Либо я снова прослушала, либо он был упущен.

Мы глазели друг на друга еще пару секунд, а затем мужчина резко убрал руку от моего лица и отступил на шаг.

– Раздевайся.

А вот тут меня будто из котла прямо в сугроб выкинули. Я попыталась заговорить, но язык не слушался даже, первые секундочки, я как рыба просто рот торопливо открывала.

– Ты глухая?

А теперь обратно в котел. Меня таким жаром обдало, что в ушах зазвенело. Что он вообще себе позволяет?

– Вы. Ты нравился мне больше, когда мы впервые встретились!

– Ты нравилась мне равносильно мало, как тогда, так и сейчас. Раздевайся.

– Даже не подумаю.

Я отступила на шаг, когда брюнет стал молча приближаться, а затем еще на один, а потом и вовсе побежала к двери.

– Не подходи. – Принявшись дергать ручку и крутить ее в разные стороны, я поняла, что дверь заперта. Но я не закрывала ее за собой! Сердце громыхало где-то в области горла, даже в ушах, я пыталась отдышаться, все еще держась за эту несчастную ручку, не оборачиваясь назад, хотя прекрасно слышала шаги.

– Замок автоматический. Открыть могу только я.

С идентификатором что ли? Да плевать я хотела!

Шаги приближались, а я продолжала бесполезно дергать ручку.

– Я закричу.

– Сколько угодно. Здесь никого нет, можешь орать, пока голос не сорвешь.

– Не приближайся. – Мой голос панически сорвался и руки задрожали, когда этот сумасшедший подошел сзади и грубо провел ладонями по моим бедрам, я дернулась, но было некуда. Зажата. Тупая. Сама себя загнала.