Эта мысль рассердила, а злость предала уверенности. Наама выпрямилась, отряхнула пену с рук и дерзко взглянула в лицо мужчине.

— Я тоже ди Вине.

— Верно. А я уже начал забывать, — с издевательскими интонациями протянул Равендорф. Вроде простые слова, но Нааме показалось, что он хлестнул ее по лицу. — Демоны всегда остаются демонами, только я раз за разом делаю одни и те же ошибки, пытаясь судить их по себе. Думаю, вы управитесь с посудой и без меня, ди Вине. Хорошего вечера.

— Давай катись отсюда, — прошипела ему в спину Наама. В горле откуда-то взялся горький ком, который никак не получалось проглотить, и глаза щипало — мыло туда попало, что ли? — Я и не просила сидеть со мной.

А когда за полковником захлопнулась дверь, демоница вдруг тихонько всхлипнула.

***

В доме снова повисло напряженное молчание — хуже, чем в первые дни. Ушли в прошлое совместные ужины и беззлобное подтрунивание со стороны полковника. Равендорф приходил поздно, словно намеренно старался бывать дома как можно меньше. Сухо приветствовал Нааму, выгружал на стол судки с едой и уходил в свою комнату, не вступая в спор. Завтракал, обедал и ужинал он где-то в городе, даже в выходные дни стараясь лишний раз не встречаться со своей гостьей.

И неважно, что совсем недавно Наама избегала его общества, такое демонстративное пренебрежение оскорбляло и злило демоницу. И что уж совсем никуда не годилось — порой она чувствовала почти нестерпимое желание извиниться перед анхелос, взять свои слова обратно.

Она стискивала зубы и гнала эти мысли прочь. С чего бы извиняться?! Она сказала правду — только раб по натуре добровольно обменяет свою свободу на горсть монет! Равендорф печется об интересах людей куда больше, чем сами людишки.

Несмотря на возникшую меж ними неприязнь, полковник вел себя предельно корректно. Следил, чтобы в холодильном шкафу всегда была еда, открыл доступ к стационарному терминалу, когда Наама захотела написать сыну, без возражений привез несколько женских штучек, о которых она его попросила. И все же напряженное отчуждение, поселившееся в доме, давило на нервы. Демоница то злилась, то хандрила, часами бессмысленно смотрела в книгу, не понимая прочитанных фраз, и наворачивала круги по комнате, не зная чем себя занять.

Миновала еще неделя добровольно-принудельного проживания в статусе гостьи, и Наама поняла: еще немного и она начнет бросаться на стены. Чувство вины, злость, вынужденное безделье и страх перед будущим окончательно вымотали и без того натянутые нервы. Ее тошнило от этого уютного домика и его слишком правильного обитателя. Хотелось уйти, окончательно закрыть позорную и страшную страницу своей жизни, чтобы начать все с начала.

В этот вечер Наама, еле дождавшись Равендорфа, объявила, что хочет уехать, несмотря на риск. Она давно уже не видела ищеек рядом с домом и уверена, что это будет безопасно. Очевидно, что фокус с бабочкой сумел отвлечь Андроса.

Полковник выслушал заранее подготовленную речь и помрачнел.

— Я не хотел вам говорить, ди Вине, но за районом ведется слежка. Круглосуточная и куда более аккуратная, чем две недели назад.

Стало холодно, словно ледяной ветер облизал кожу.

— Он знает?

— Скорее старается учитывать все варианты.

— Но вы ведь можете вывезти меня в багажнике, как в прошлый раз?

Равендорф еще больше помрачнел, побарабанил пальцами по краю стола.

— Могу. Но мне не нравится, что в этом случае вы останетесь совершенно беззащитной.

— Можно подумать, вам есть до этого дело, — горько улыбнулась Наама.

Анхелос явно будет только счастлив, если ди Вине, которую он приютил по странной прихоти, исчезнет из его дома и его жизни.