– Что ты делаешь? – чуть слышно выдохнула Агнесса.

Пугаю, видишь ведь, какие глаза страшные сделал, заучка? Но это только про себя, а вслух:

– Ты права, каждый запоминается по-своему, – прошептал, намеренно касаясь губами её уха. – Я для тебя стану первым мужчиной...

На несколько мгновений она задержала дыхание и часто-часто задышала. Звон стакана брякающегося об тарелку с кашей, выдал, что руки ведьмочки задрожали. Пришлось самому подхватить поднос, чтобы она его не уронила. Выпрямившись, посмотрел в карие глаза, отражающие растерянность, которую Кили сейчас испытывала, и невольно покосился на её губы. Узкие, на первый взгляд ничем не примечательные и ни капли не манящие, но я вдруг понял, что если бы не свидетели, уже целовал бы их, с жадностью врываясь языком в глубину рта. Может, потому что мои собственные горели огнём после прикосновения к розовому ушку...

Расслабился, забыл с кем имею дело! Выйдя из оцепенения, Агнесса гневно прищурилась и недолго думая схватила с подноса стакан, выплёскивая компот мне в лицо. От неожиданности я отшатнулся, чем ведьма и воспользовалась, резко рванув в сторону и выбегая из столовой.

Вот дикая девчонка! Странно, но злости я не испытывал, даже когда сняв полог тишины, услышал смешки приятелей – они меня не задели. Тут другое! Читая заклинание очистки и сушки, я думал о том, что ведьмочка осталась голодной, и недоумевал, почему меня это беспокоит.

Вернувшись на свое место, взял в руки ложку, но к каше так и не прикоснулся, аппетита не было.

– Что же ты ей такое сказал, Варис? В красках объяснил, что она страшная, как сама смерть? – хохотнул Кирстон Окино.

Мерзкий тип. Нет, внешне он был смазливым красавчиком, от которого девушки с ума сходили, а вот характер... Меня раздражает как сам Окино, так и то, что приходится с ним общаться. Ощутив желание надеть тарелку с кашей ему на голову, я лишь сильнее сжал ложку. Заступаться за девчонку нельзя, иначе её совсем заклюют насмешками, ведь доказать, что между нами ничего не было в этом случае не получится. Каждый думает в меру своей испорченности, а в этой компании нормальных парней – раз-два и обчёлся.

– Она не страшная, может, не красавица, но и не уродина, – флегматично вставил Рандир.

Да ты ж мой любимый дедуля, я тебя сейчас в макушку чмокнуть готов.

Всё правильно, ему можно заступаться за кого угодно, он у нас святой и в порочащих связях замечен не был, так что и девушке репутацию не подмочит, в отличие от меня.

– Что ты понимаешь в женской красоте? Ты же девушками не интересуешься... интересно почему? – с намёком протянул Кирстон.

Ну а вот это он зря, за брата я имею право и в морду дать.

– Окино, захлопнул пасть, шавкам слова не давали! Извинись перед Рандиром и проваливай из столовой, пока я держу себя в руках.

– Итон, ты чего?

– Правда считаешь, что я позволю кому бы то ни было унижать своего брата?

– Я же пошутил.

– Шутка не зашла. Это в твоей ориентации я уже начинаю сомневаться, может, ты и участвуешь в ваших дебильных тотализаторах, чтобы самому себе доказать, что ты нормальный? – выгнул я провокационно бровь.

– Извинись! – взвился Кирстон, вскакивая с места.

Не спеша поднялся и сделал то, о чем так мечтал со слов о внешности Кили – вытряхнул сопливую кашу прямо на модную, тщательно уложенную причёску.

– Варис!!!

Грозный окрик вынудил поморщиться. Поставил тарелку на стол и, состроив самое невинное выражение лица, на какое только был способен, обернулся к ректору.

Сгорбленный некромант ростом мне и до подмышки-то не доставал, и сам напоминал восставшее умертвие, вроде бы таракан под ногами, но его боялись. Не потому что сильный, нет – гадкий. Любил дедок унижать адептов, придумывая такие наказания, что потом на репутации можно ставить жирный крест, поэтому и нарушать дисциплину мало кто решался.