— Почему не могу? Я вот. Приехала.

— А мне надо было в четверг! — отрезала мама.

Ну конечно, ей надо, чтобы я плясала под её дудку.

— А неблагодарная я почему?

— Одну себя любишь!

— Ну так ты меня не любишь. А человеку важно, чтоб его любили. А я вот тебя не просила меня рожать. Ты сама меня родила…

— И зря! Да только поздно было аборт делать, — мама вытянула губы вперёд трубочкой, отчего стала похожа на недовольную старуху, потом фыркнула, расправила морщины пальцами и продолжила: — Я же только-только жить начала. От отца твоего сбежала, а тут снова новости — беременна. Вот меня мать и попёрла обратно домой. Всё боялась, что троих не прокормит. А я её с таким трудом уговорила нас с Борькой приютить.

Мама вышла замуж за папу скоропалительно и по залёту. Папа только с армии вернулся, а мама уже год как школу закончила, в девках засиделась. В город съездила, не поступила никуда, вернулась к себе в деревню и на ферме работала. Все подружки, кто не уехал, замуж повыходили. А маме и не за кого было. В деревне свободных парней-то не так уж и много. Вот она в папу и вцепилась, даже у подруги его увела.

Папу из армии ждала невеста, а маму соседка подучила, что и где соврать, чтоб оболгать подругу. Папа с горя, что невеста его хвостом мела, пока он служил, к маме и прибился. Она потом его пузом прижала. Ещё Борька не родился, а мама заставила отца переехать из деревни в посёлок покрупнее. Он водителем работал, стал на автобусе людей возить в город.

Только жили родители плохо. Без любви. Мама обвиняла в этом отца. Отец, когда ещё был жив, винил глупость свою. Невеста, которую ни за что оболгали, замуж за другого вышла. В беременность краснухой заболела, родила больного ребёнка. А после его смерти утопилась в деревне в пруду.

Отец о том, что его обманули, узнал случайно, когда Борьке и двух лет не было. Поехал к родителям в деревню, а соседка и проболталась, как матери моей помогла конкурентку устранить.

После этого родители то ругались, то мирились. А потом мама и вовсе решила домой уехать, потому что отец погуливать стал. Вначале в городе втихую заводил подруг, потом уже в посёлке не стесняясь.

Я в деревню редко ездила. Папины родители умерли ещё до моего рождения, а мамина мама была женщиной с тяжёлым характером. Она умерла, когда я в школу пошла. Мама дом продала и купила себе швейную машинку.

— Она мне так и заявила: иди к мужу и живи с ним. На меня нечего своих детей вешать. А я так складно придумала: оставлю ей Борьку и в город подамся. На работу устроюсь, мужика нормального найду.

Мама впервые так разоткровенничалась. Раньше она только и обвиняла то меня, то отца, то Борьку.

— И выставила меня бабка твоя. Да ты её небось и не помнишь. Я и вернулась к Игорю. Что я только не делала. И со шкафа прыгала, и ноги в кипятке парила, и аскорбинку литрами пила. Ничего тебя не брало. Родилась девчонкой, я и решила, что хоть ты меня слушаться будешь. Думала, что воспитаю себе на радость тихую, покорную доченьку. Я же тебе колготки в универсаме доставала, каких ни у кого не было, — мама привычно оседлала своего любимого конька. — Всю ночь шила костюм снежинки на утренник. А ты!

А я что? Я потом этими колготками и получила по попе, потому что за гвоздь в стуле зацепилась и порвала. А платье снежинки, сшитое мамой, было очень красивое, но размера на два меньше меня. Пока воспитательница меня в него одевала, шов на боку разошёлся. Так мама после утренника прямо в актовом зале при всех меня отчитывала, что я жирная корова.

Было ли что-то хорошее в моём детстве? Определённо было. Мама не всегда третировал нас с Борей. Иногда в ней просыпалась неуёмная материнская любовь. Она становилась ласковой, возила нас в город по музеям, устраивала праздники. А потом или я, или Борька случайно делали что-то не так, как хотела мама, и наша сладкая жизнь быстро сворачивалась. Мы по детской наивности в следующие разы пытались продлить праздник, угождали маме, вели себя примерно, но через день-два всё равно находился повод для наказания.