Самое идиотское то, что я ни черта не понимаю. Ни где я, ни что произошло.

В ушах начинает звенеть, дико, до колик. Пошевелиться я могу, тело чувствую, но самое хреновое – подняться без вариантов. Как будто кто-то прибил гвоздями к постели. И прямо сейчас долбит кувалдой, добивая.

– Вадим Александрович? Вы меня слышите?

Звон нарастает. Это ко мне обращаются? С хрена так официально?

Резкий звук моментом долбит по вискам – скрежет металла, звон стекла, удар, невесомость.

Это все не снаружи происходит – внутри.

Но реакция на это все же следует – тело содрогается в диких судорогах. Кажется, прямо сейчас сдохну. Но длится, благо, это не долго, постепенно отпускает.

Черт, что это было?

Взгляд упирается в размытое пятно, которое, по-видимому, является врачом. По мере того, как глаза привыкают к обстановке, все вокруг постепенно приобретает более четкие очертания.

И все же двоится.

– Спокойно, болевой синдром возможен в вашем состоянии. Вы меня видите? Моргните?

С трудом, не сразу, но отвечаю на просьбу.

– Тело чувствуете?

Снова моргаю.

– Отлично. Ну что, добро пожаловать, на нашу грешную землю, Соколовский. Ты нас немало напугал, парень. Мои ребята с того света тебя вытянули, в рубашке родился. И все же, в следующий раз советую пристегиваться.

Его слова воспринимаю не сразу. Но постепенно доходит: тот звон в ушах – это звуки аварии. Черт. Я однозначно попал в автомобильную катастрофу. И, видимо, был не пристегнут.

– Как зовут, кто такой, помнишь?

Сосредоточившись, киваю. Имя не вызвало отторжение, оно определенно мое. И все же странно, что врач задает такие вопросы.

– Повреждена часть тканей, черепно-мозговая травма не шутки, – предугадывает он мои вопросы, – удар был мама не горюй. Но все не так страшно, по сравнению с тем, что тебе грозило. Пришлось в кому ввести. Но показатели улучшились. Понаблюдать придется и отпустим. Разумеется, когда в себя придешь.

Врач продолжает говорить, а я все больше не понимаю, о чем он.

Пытаюсь вспомнить аварию, но тут провал. Отдельными эпизодическими вспышками появляются картинки в голове. Последнее, что я помню – на днях проект завершил, фирма маленькая, но я намерен раскрутить ее до нормальных масштабов. Помню, что после офиса сел за руль. Но доехал ли домой в целости – вопрос.

Вспоминается, что я влепился в КамАЗ, он на встречку вылетел, я тогда ударился головой, но отделался легким испугом.

Да, была авария, но ощущение, что речь не о ней.

Вырывает меня из мыслей фраза врача, брошенная будто небрежно.

– Да, кстати, тебе сын видеообращение передал. Твоя мать сказала, он на лечении заграницей, она с ними общается. Операция прошла успешно, можешь не переживать. Скоро обниметесь. Но сам пацан волнуется, всей правды ему не сказали, пообещали, как только проснешься, покажут его привет. Выполняю.

Врач достает телефон, включает видеозапись, разворачивая ко мне экран. Я не могу разобрать, кто там. Одно ясно, это ребенок.

Но дело вообще не в содержании, хотя слова звучат трогательные. Особенно там, где мальчик добавляет, что он и его мама меня очень любят. И он ждет, когда мы снова вместе проведем время.

Все это мило, но…

Какой еще нахрен сын?

– Мужчина, который тебя обнаружил, уверял, что ты бред нес. И просил Лизе позвонить. Докладываю, Лизе мы не дозвонились, как выяснили, это жена, но ее телефон отключен. Все объяснила твоя мать, которой мы позвонили после. Вы с Елизаветой в разводе. Это из-за нее ты в столб въехал? Серьезно, не стоит оно того.

Сын? Жена?

Откуда, мать вашу.

А та девушка, мать пацана, с которой, по его словам, мы наконец-то снова все вместе… Это вообще кто?!