Мне очень смешно, но причину Аниных переживаний я понимаю: мы с ней в одной лодке.

– Хочешь, назло ей замутим? – придвигаюсь к ней ближе, стараясь не смеяться.

– Да ну тебя, – толкает меня ногой в бедро легонько, – Я же серьезно. Ладно Ариша, но Егору точно папа нужен. Как ты будешь одна? Он ведь растет, потребности возрастают. Да и мужское воспитание никто не отменял.

– Как по мне, неплохо растет. Тьфу, тьфу, тьфу. Ань, – собираюсь с мыслями, тема не моя любимая. – Ты не хуже меня знаешь: можно дать и жить счастливо, а можно просто дать. С меня не убудет, но зачем, если я так не хочу? Мне так не интересно. Он даже не старался сделать вид, что интересует его не только секс. Я не претендую на руку и сердце, но прийти к мужику в номер, потрахаться и свалить – не моё.

– Потрахаться. Фу. Слово-то какое, – Анюта в своем репертуаре. Она человек очень чистый.

– Самое подходящее в данном случае. Как это можно по-другому назвать? Любовью иначе занимаются. – Ну всё, Аня краснеет. Ожидаемо.

– Тоже мне специалист нашлась тут. У меня и то опыта побольше будет, —произносит с настолько важным видом, что можно упасть. Губы поджимает. – И практика была не так давно, как у некоторых, – к концу своей речи она всё же начинает хохотать.

– Ни дать, ни взять, бывалые! – перегибаюсь через бортик дивана и тянусь за бананами. – Практикуйся, блин, – протягиваю ей один со смешком.

– Какая же чудо вещь – твоя радионяня. Я бы, честное слово, оставляла открытыми двери в обе квартиры, чтоб слышать Аришу, вдруг что. – Легкость характера и умение быстро сменить тему – одни из лучших черт Ани, хотя таковых и без того много.

– Раиса Сергеевна сказала бы тебе спасибо за это: просто стоять под дверью в тамбуре и все знать. Благодать. А так что? Стакан с собой носить, а может, и что-то современнее.

– Думаешь, слушает?

– Надеюсь, что нет, но в случае чего, могу подыграть. Постонать, – последнее слово произношу с придыханием. Подмигиваю подруге.

– Дурочка, – резюмирует Аня, смеясь.

Свою излюбленную фразу о том, что поспать – это мое любимое и единственное хобби, я вспоминаю чаще всего утром, когда не могу продрать глаза. Хотя… могу, но… не хочу. Просыпаюсь, как всегда, без пятнадцати шесть, встать всегда тяжелее.

А всё потому, что в полночь я вспомнила о маковом рулете. Часто нормальные люди в полночь ставят дрожжевое тесто подниматься? У меня вот бывает.

О моем утреннем настроении, думаю, не стоит говорить. Пока готовлю завтрак, в голову приходят мысли о Гайворонском, вернее, слова Ани о том, что стоило попробовать. Понимаю, что бред, и все равно думаю.

После переезда на юг моя жизнь выровнялась. Количество эмоциональных всплесков минимизировано. Кто-то скажет: скучно, но я так долго к этому стремилась, и стоило это для меня слишком дорого. Большинство коллег, которые пекутся о моей личной жизни, не верят, что я не испытываю ноющего чувства одиночества. Удивительно, конечно, но факт – я не страдаю, мне не больно от того, что у меня нет мужчины. Может быть, во мне слишком много равнодушия?

Из мыслей меня на землю опускает Егор – причем в прямом смысле. Разбегается и запрыгивает мне на спину, обвивая шею руками, а бедра ногами:

– Я почувствовал мечту и проснулся! – весело сообщает мне в ухо. – Прихожу, а она вот – мечта моя, – облизывается и указывает одной рукой на рулеты, за меня при этом держится слабо.

– Не знала, что обезьянки мечтают о маковых рулетах, – отвечаю, придерживая мелкого за ноги. – Доброе утро, зайкин.

– Доброе утро, самая лучшая мамочка! – почти что кричит, тянется и целует куда-то в скулу.