– Куда тебя понесло, демон? – Фрол поглядывает на меня, с трудом сдерживая смех. – Ты и по трассе в таком виде гнал? Где одежда-то твоя?

– Одежду спёрли. Благо карманы пустые. А рванул я в город, Марусе за кольцом! Теперь не знаю, как вообще ей в глаза смотреть.

– А ты поменьше в них смотри! Девка молодая, кровь с молоком, вот тебе гормональное цунами в голову и шандарахнуло. Не бойся! Мозги я ей сегодня промыл. Целёхонька твоя репутация.

– Угу! Доча твоя мне сегодня в голову шандарахнула фантазиями своими. Про ободки ведь слышал, которыми она торгует.

– Да, классная вещь, – кивает Фрол. – Я благодаря Марусе сегодня бразильцам так заправил в матче девяносто второго года!

– Я тоже заправил, – хмыкаю я. – Только не бразильцам…

– Слышь, Бэтмен! Чтобы до свадьбы не трогал Марусю, – перебивает Фрол и сжимает руль так, что белеют костяшки пальцев.

– Да это она со своей альтернативной реальностью!

– Я тебе сказал! Свадьбу – хоть завтра, но до этого ни-ни.

– Давай ты сейчас успокоишься и выслушаешь меня!

Во двор Фрола мы въезжаем, простив друг другу все обидки и непонятки.

– Зайдёшь? – кивает он на Марусины окна. – Ждёт ведь.

– Нет, мне бы умыться для начала.

– Приходи тогда утром завтракать. Только оденься попроще. Средневековый плащ тебе не к лицу.

Ударяем по рукам и расходимся. Около калитки я оборачиваюсь и вижу, как шевельнулась штора в Марусиной комнате.

Дома достаю из машины покрывало. Мои худшие подозрения не подтвердились. Смартфон и ободок лежат около кровати.

Влезаю под душ и тщательно мочалкой соскребаю с себя тюремный запах. Выключаю воду, натягиваю трикошки и, обдумывая, что завтра скажу Марусе, возвращаюсь в спальню.

– Привет! – Маруся сидит на подоконнике, обхватив колени.

– Как ты вошла? – прикусываю язык. – Ах, да!

Сейчас меня ещё и в маразматики запишут. Напускаю на себя вид альфа-самца. Попробую хоть внешне произвести впечатление. Поигрываю бицухами и стягиваю полотенце с плеч.

– Пришла повторить подвиг в реале?

Маруся поднимается мне навстречу. Мы обходим друг друга, как волки перед схваткой. Даром что только зубы не скалим. Держу в голове напутствие Фрола и молю небеса помочь мне сдержать слово.

Маруся

Стою перед Русланом, опустив руки, и понимаю, что альтернативная реальность имеет свои плюсы. Там я свободна, как ветер, а сейчас мне в собственном теле тесно и жарко.

– Ну что, принцесса Маруся, – уголки губ Руслана подрагивают, – игры кончились?

Спортивные штаны низко сидят на его бёдрах. Залипаю взглядом на плитках литых мускулов живота и, тяжело сглотнув, парирую:

– Только начинаются.

– Тогда начнём с первого уровня, – Руслан прижимает меня к холодной стене и наклоняется к моему лицу.

Его голубые глаза изучают меня, будто мы встретились впервые.

– Моя девочка изменяла мне в Китае? – дыхание Руслана обжигает.

– Я только твоя, – обнимаю самого дорогого мне человека.

– И эти губки не знали поцелуев? – Руслан очерчивает большим пальцем мой рот.

Забываю, как дышать. Ноги кажутся ватными.

– Волчок, пожалуйста!

– Что «пожалуйста»?

– Поцелуй меня. Я так долго этого ждала! – встаю на цыпочки и робко тыкаюсь губами в уголок его рта.

Руслан отступает к кровати. Прислоняется к её спинке и скрещивает руки на груди.

– У меня тогда что-то не складывается пазл, – улыбается он коварно. Белоснежные ровные зубы прикусывают губу. – Ты же мне утром сказала, что замуж не собираешься.

– Так мне пока никто и не предлагал, – во мне сейчас любовь борется с гордостью, а совесть – с желанием потроллить моего ненаглядного.

Папа мне сегодня выдал по первое число за то, что я Руслана в первый же день довела. Обозначил границы весьма чётко. Или мы с Русланом оформляем отношения, или нечего мне перед ним задницей крутить. Обруч, сопряжённый с такой же игрушкой, как у Руслана, я сунула как серп за ремешок сарафана и выбралась из дома через чёрный ход. Мне казалось необходимым серьёзно поговорить с Русланом, отставив в сторону лирическую сторону вопроса. Но пока я ждала, сидя на подоконнике в спальне моего любимого волчка, поняла, что единственное моё желание – очутиться в постели Руслана уже сегодня. Видимо, оно написано на моём лице так, что не сотрёшь.