– Я тебе звонила. Почему не взяла мобильник?
Маша повторила хорошо заученную фразу:
– У меня украли сумочку с телефоном, паспортом и ключами от квартиры.
Незнакомка ахнула.
– Как? Украли сумочку?
– Да. Украли.
– «Cleopatra2»?
Маша повела бровью.
– Ну… может быть. Клеопатру.
– Oh, my God3!
Эмпатия забурлила и взорвалась в ней липкой слащавостью. Незнакомка бросилась к Маше и попыталась её обнять.
Маша оттолкнула её и, сурово сдвинув брови, утёрлась рукавом от «Dolce & Gabbana».
– Ты чего? Сдурела?
Незнакомка снова полезла целоваться. Маша оттолкнула сильнее, так сильно, что девушка ударилась затылком об угол и медленно сползла по стене на пол.
Застыв в недоумении, они некоторое время молчали. Первой опомнилась гостья. Она вскочила, вцепилась хозяйке в волосы и принялась остервенело трепать её с такой безумной застывшей ухмылкой, что просто жуть! Маша испытывала резкую боль. Наклонив голову, находившуюся во власти противника, она с трудом боролась за своё освобождение. Однако это было непросто. Свободу движений сковывали песцовая шуба и высокие каблуки. И всё же ей удалось извернуться, ударить Незнакомку в живот, опрокинуть её на пол и скрестить руки за спиной.
– Ой-ой! Больно! – заверещала девчонка.
Маша ослабила хватку.
– Сама уйдёшь? Или тебя вытолкнуть за дверь?
– Сама, сама.
Незнакомка поднялась и понуро пошла к дверям. Она уже вышла в подъезд и стояла лицом к лифту, но неожиданно развернулась и вставила в щель свою худенькую ножку в огромном чёрном ботинке.
Маша надавила на дверь.
– И-и-и!
Маша надавила сильнее.
– У-у-у!
Наконец Маша сдалась.
– Чего ты хочешь?
– Пятьсот баксов.
«Пятьсот долларов! – ужаснулась Маша. – Да лучше отдавить ногу, чем отдать пятьсот баксов!»
Незнакомка уловила её решимость и снизила сумму.
– Ладно. Триста. Давай триста. И я больше не приду.
Поколебавшись, Маша достала коробку с деньгами и отсчитала триста. Увидев деньги, Незнакомка оживилась и, поддавшись хватательному рефлексу, завладела долларами. Она зажала их в кулаке и закрыла глаза, испытывая истинное наслаждение. В деньгах она, конечно, не нуждалась, но патологически от них зависела. У неё были и другие психические расстройства. К примеру, она страдала патологической ревностью.
– Ты меня разлюбила? Скажи: разлюбила?
Брови сдвинулись, веки приподнялись, губы напряглись. Из-под взъерошенной чёлки выглянул сердитый ореховый взгляд. Нежно очертанный рот, казалось бы, вот-вот улыбнётся, но нет, злобно искривился и отрыгнул болезненную ревность.
– Вот сука! На кого ты меня променяла?
Не зная, что ответить, Маша растерялась.
– Кто она? – наезжала на неё Незнакомка. – Анжелка или Дашка?
– Какая Дашка? – недоумевала Маша.
– Значит, Анжелка, – заключила Незнакомка. И взрыв истерических рыданий огласил подъезд старинного дома.
Соседние двери открылись. Кто-то предложил вызвать полицию, кто-то побежал смотреть, что случилось. Маша затащила девчонку в квартиру и прикрыла рот рукой. Та укусила её за палец и отыграла истерику в полном объёме: кричала и плакала, размазывая слёзы по щекам, рвала на себе волосы и, в конце концов, задыхаясь от спазма, упала на пол и заколотила ногами.
Бедная девочка! Маша прыснула на неё водой.
– Принимаем душ. Бодрящий и освежающий душик!
Оставшуюся в стакане воду она вылила себе на голову и сладчайшим голосом пропела:
– Холодненький душик! Это то, что надо!
Глаза Незнакомки расширились, лицо вытянулось, нижняя челюсть отвисла. Она поморгала ресницами – хлоп, хлоп! – затем икнула: ик, ик!
– Если это из-за меня, то не надо. Шубу испортишь.