***

ВЕРА

Мерзавец!

Подонок!

Самая настоящая сволочь!

Все эти, как и более неприличные и матерные эпитеты крутились в моей голове и бессонной ночью, и утром, пока я шла к больнице.

Влад просто больной ублюдок, который не в состоянии простить былые обиды. Да, он стал не единственным ребенком в семье, когда появилась я. И не вся любовь ему стала принадлежать, но стоит ли из-за этого ненавидеть?

Можно ли ненавидеть из-за банальной ревности?

Выходит, что можно. Ненавидеть, и лелеять свою ненависть, как самую великую ценность.

– Не стоит думать о нем, Влад просто жалок, – сказала самой себе, открывая перед смутно знакомой бабулькой дверь в больницу. И сама уже была готова зайти следом, но услышала знакомый голос:

– Вера!

Обернулась, и увидела его – Влада. Стоит, в темных джинсах и черной майке, сам он – черное пятно среди прекрасного июля и посреди всей моей жизни. Лишь волосы и глаза светлые. Буравит своим жутким взглядом – красивым и страшным. Я с детства их боялась – глаз его, но думала, что справилась со своим страхом, а сейчас вот снова бежать хочется. Скрыться, как можно скорее, чтобы он не смотрел так, чтобы ушел, уехал из нашего города.

И чтобы все стало так, как раньше было: я и мама. Никто нам не нужен больше!

– Привет.

– Привет.

– Ты же сказал, что не придешь.

– Я передумал, – сказал, приближаясь ко мне – медленно, как хищник. Да он и есть хищник, понимаю я вдруг, и еле сдерживаюсь, чтобы не прикрыть горло руками, чтобы не вцепился.

– С чего вдруг?

– Я не имею право навестить мать?

Нет, не имеешь. Ты ее предал! Я ее дочь, а ты – никто.

Но, разумеется, я не решаюсь сказать все это, и лишь киваю.

– Вот и замечательно. Идем, я не завтракал, – Влад подошел совсем близко ко мне, загораживая солнце своей темной фигурой. И его проклятущие глаза убийственно близко, я даже могу рассмотреть темную проволоку, идущую кругом по радужке.

– Я к маме.

– Сначала в ресторан. Сказал же, что не завтракал, – в его голосе слышится раздражение. Не привык, что спорят, а я лишь маму привыкла слушать, а не кого попало. – Идем, Вера.

Протянул руку к моему плечу, и замер. На лице непередаваемое выражение злости и нерешительности – он словно брезгует ко мне прикоснуться. Сердце пускается в дикий пляс, почти тарантеллу танцует от этого унижения – да что Влад себе позволяет?

Приперся, командует, будь он проклят?! И я бы вслух прокляла, если бы не его деньги, которые правят этим чертовым миром. Были бы они у меня – послала бы к дьяволу, да еще и в лицо плюнула.

– В больнице есть кафе.

– Я не собираюсь давиться кашей, и пить кисель. В ресторан поедем, есть разговор.

Прикоснуться ко мне Влад больше не пытался, пошел вперед, рассекая широкими шагами, за которыми я не поспеваю, расстояние до парковки. И назад не оглядывается, словно уверен, что я бегу за ним.

А я бегу.

И хочу сесть на заднее сидение, но Влад не позволяет.

– Что за разговор? Будешь издеваться, как раньше?

– А ты так и будешь продолжать болтать о своем несчастливом детстве? Брось, Вера, не таким я был чудовищем.

Легкие наполнил аромат его резкого парфюма: полынь, цитрус и что-то алкогольное. Хочется вдыхать этот запах вечно, но еще больше хочется выпрыгнуть из машины на ходу, и броситься домой, чтобы поскорее оказаться в душе.

И смыть с себя все это.

Странно, что Влад так действует на меня – полярно прекрасно, и дико ужасно. Проклятущая детская влюбленность во мне говорит, или… что?

– Каким ты был, таким и остался.

– Спасибо.

– Это не комплимент, – нахмурилась из-за его усмешки – да Влад же снова играет со мной!

– Ты ужасная грубиянка, Вера. Мамочка не учила тебя вежливости? Особенно с теми, от кого зависишь?