Кофе я прихватил в автомате, спустился в метро и поехал на Каширку. Фамилию врача я знал, видел в телефонной книжке у Олега и на печати, которой были проштампованы выписки Мари, хранившиеся тоже у него – иной раз Олег давал мне их читать, чтобы прояснить для себя какие-то вопросы.

До больницы я добрался довольно быстро, внутрь тоже попал без особого труда и набрал внутренний номер ординаторской отделения, где лечилась Мари. Попросив врача спуститься вниз, приготовился ждать, но моложавый армянин появился буквально минут через пять, начал оглядываться по сторонам, разыскивая, видимо, Олега. Но сегодня ему достался я.

– Вы Тигран Айрапетович? – протянув ему руку для пожатия, поинтересовался я, хотя это было очевидно.

– Да, а вы, простите..?

– А я к вам по поводу пациентки… – я назвал фамилию, и лицо врача сделалось мрачным:

– Вы ей кто?

– Я друг ее мужа, – Олег представился ему так, Машка, помню, орала от злости, но я не мог его судить – никаким посторонним людям информацию здесь не давали, как сейчас могут не дать и мне. – Дело в том, что он получил травму, прикован к постели и не смог прилететь сам, – зачастил я, приукрасив факты. – Ну, в общем, Машу привез я. Кроме того, я врач и хотел бы обсудить с вами текущее состояние дел.

Онколог стянул с носа очки без оправы, сунул их в нагрудный карман халата:

– Идемте в кафетерий. Надо же, какое несчастье… ей сейчас никак нельзя отрицательных эмоций, все должно быть тихо, мирно, празднично и так, как она хочет…

Эта фраза не понравилась мне совершенно – так говорят, когда уже нет надежды: «Постарайтесь скрасить последние дни, пусть проведет их так, как сама захочет». Нет, я не сдамся, если есть хоть какой-то шанс.

Мы сели за столик в кафетерии, доктор сложил перед собой большие руки с истончившейся от частого мытья кожей – у меня были такие же почти, – и, глядя в стол, произнес:

– Похоже, мы с ней движемся к финалу.

У меня так что-то кольнуло в левой половине груди, что я непроизвольно сморщился и потер эту часть рукой.

– У вас что, сердце больное? – заметил мои манипуляции врач.

– Нет… все в порядке, просто…

– Я понимаю, это всегда звучит неожиданно, к подобному не подготовишься. Но я не привык врать и обнадеживать напрасно. У Маши очаг в височной доле.

– Что с этим можно сделать?

– Хотите конструктивно? Уважаю. Сразу видно, что вы врач. А кто, простите, по специальности?

– Травматолог-реабилитолог, есть специализация спортивного терапевта. Диплом… – тут я назвал американскую школу реабилитологии, которую закончил, живя в Штатах, и кустистые брови онколога взмыли вверх:

– Солидно. Практикуете?

– Да. Но давайте не обо мне, пожалуйста.

– Не о вас… не о вас… – пробормотал он, снова уставившись в стол. – Ситуация такова, что я предложил ей точечное облучение – очаг локальный, можно попробовать гамма-нож, это должно помочь.

– Сколько времени ей это даст?

– Точно сказать сложно… Если организм справится с побочными эффектами, то от шести месяцев до полутора лет.

– А если не справится?

– До полугода, может, меньше.

Я почувствовал, как у меня из-под ног уходит пол. Шесть месяцев. Сейчас наступает октябрь, в марте ее не станет. В марте – не в апреле, который она уже не увидит. Очередной апрель, в котором Мари не может жить по моей вине… В марте… Она успеет отпраздновать день рождения Олега, свой и даже Новый год встретит… В марте…

Стоп! А почему я беру по минимуму, почему настраиваюсь на худший исход? Ведь есть еще другой срок – полтора года. Почему я не беру в расчет его? Потому, что онколог смотрит на меня с сочувствием? Только поэтому? Ну, так же нельзя! Есть полтора года – надо бороться, а дальше будет видно.