О, конечно же, я пошла!

Довольно продолжительное время, параллельно терапевтическим группам, ходила на всевозможную «телеску», и телесные практики ярко показали мне интересный и связанный с темой побочный симптом. Больше всего он запомнился в одном из упражнений: пока все остальные участники группы нежились в роли младенчиков и любящих мам, я почувствовала только, что перестаю дышать и теряю контакт с телом.

То есть я, конечно, дышала, вот только при этом «не чувствовала», что дышу. Как будто каждый вдох и выдох нужно было сознательно контролировать, чтобы дыхание продолжалось. Я «знала», что ко мне прикасается другой человек, и одновременно с этим будто бы не ощущала контакта. Это было всё равно, что быть неживой – знаете, вообще-то, столкнуться с этим впервые было довольно пугающе! А ещё в помещении было тепло, и моя одежда была тёплой; но я начала замерзать и долгое время никак не могла согреться.

Раз за разом оказывалось, что если я попадаю вот в это состояние, то дальше почему-то ничего уже не срабатывает. Что же, ценный опыт, конечно, всё впрок; но и телесные практики, похоже, тоже на мне работали как-то не так, как это предполагалось. Да что же это такое, в конце концов!

Холод как сигнал попадания в травму встречался в моём опыте не один раз. Так, например, однажды на группе по психоанализу после какого-то обсуждения – совершенно не помню, что именно это была за тема, какое-нибудь очередное «меня никто не слышит и не понимает достаточно точно» – я тоже почувствовала что-то подобное особенно отчётливо. Заботливые ведущие тогда не смогли скорректировать мой симптом через психологическую работу, зато завернули меня в плед и поставили обогреватель у ног.

Я чувствовала, что в помещении тепло, даже жарко, и что моя одежда жаркая, и что обогреватель стоит ко мне в упор и через джинсы обжигает мою кожу – и одновременно меня колотило от холода! Это было, гм, своеобразно. Очевидно, холод был внутренним и отказывался отступать перед чем-то внешним. Но почему-то, даже если мы с психологами ловили это состояние в текущем моменте, ни у кого не получалось с этим как-то поработать. Был только холод, один лишь холод и чувство потери контакта, которое никак не получалось обойти ни с одной из сторон.

Достаточно бестолковыми мои пробы в психотерапии оставались лет до 23, пока мне не встретилось то самое символическое моделирование на обучении у Татьяны Викторовны, которое мне как клиенту очень подошло.

Для «демонстрации силы» необычного метода как раз нужен был доброволец с каким-нибудь сложным и «нерешаемым» вопросом. Ох, ну конечно, я вызвалась.

В актуальном для того времени виде мой запрос звучал как-то вроде того, что у меня почему-то не получается нормально работать с психологами, я чувствую себя словно бы отгороженной ледяной стеной от них, да и от людей в целом, иногда. Я поднимала тему сопротивления в работе с психологами и раньше, в других подходах, но это не слишком-то проясняло или сдвигало хоть что-нибудь. Что мне терять, попросили же «сложный» вопрос.

СиМ происходит через работу с ощущениями и метафорами, и мы с Татьяной Викторовной довольно долго так и сяк ходили вокруг образа окружающей меня ледяной стены – вихря из миллиарда крошечных, острых, вращающихся на бешеной скорости ледяных осколков. Через них будто бы невозможно было ни разглядеть хоть что-нибудь, ни дотянуться до меня извне, и я изнутри тоже не могла протянуть руки наружу и не быть раненой при этом.

Образ никак не поддавался ни трансформации, ни даже более детальному знакомству, пока Татьяна Викторовна вдруг не спросила: «Есть ли какая-то ещё точка в пространстве, из которой можно наблюдать происходящее там?».