– Ты в монахи подался что ли? – полюбопытствовал Антон.

– С чего ты взял?

– Что за привычка отвечать вопросом на вопрос? Во многих цивилизованных деревнях это считается дурным тоном. Про города я совсем… – Антон осёкся.

Достаточно одно взгляда, чтобы понять: произошло что-то ужасное. Лицо Антона сошлось в оттенке с известью, а в его распахнутых глазах вместились страх и непонимание, помноженные на беспомощность. Он смотрел на что-то за спиной Арсения и пятился назад. Медленно повернувшись всем корпусом, Сеня пискнул и отшатнулся в сторону. На том месте, куда смотрели теперь оба, стоял отец Антона, а рядом с ним, скрестив руки на груди, мужик из столярной мастерской.

– Иди сюда, паршивец, – сухим басом зарычал отец.

У Антона подкосились ноги, и он завалился на локти. Отец подлетел в два шага, схватил его за шиворот и потащил за собой.

– Пшёл отсюда, шпона! – заорал он на Арсения, который и так уже отползал к калитке.

Говорят, когда тебе очень страшно, можно не почувствовать земли под ногами. Сене пришлось это проверить на себе. Казалось, что он несётся с немыслимой скоростью, не касаясь подошвой дороги, только перебирает ногами в воздухе. Обычный путь до дома в семь минут по ощущениям сократится до тридцати секунд. Он залетел в палисадник и втиснулся между кустами сирени. Огляделся. Никого рядом не было. В полусогнутом состоянии прошмыгнул в небольшую калитку в заборе и, добравшись до своей комнаты, забаррикадировался в шкафе, используемый в качестве хранилища для зимней одежды. Обступившие вокруг шубы и куртки создали атмосферу безопасности и позволили наконец перевести дух.

Арсению не приходилось прежде встречаться с отцом Антона (он же дядя Миша). Он никогда не появлялся в деревне, не привозил сюда и не забирал обратно своего сына в город. До прошлого года этим занималась мама. Теперь Антон получил преждевременный статус подростка и путешествовал в одиночку. Контролировались только его посадка и высадка из автобуса принимающими сторонами.

Про дядю Мишу ходили разные слухи. Местные на этот счёт болтали активно. Из положительного лишь то, что сын у него добрый и весёлый парнишка. Остальное перемешивалось с непонятными словами контрабанда, спекуляция, рэкет. Из понятного на слуху крутились бандит, вор, страшный человек. Арсений в это верил мало. Казалось, что взрослые так говорят от нечего делать. Тем более, глядя на своего жизнерадостного друга, сложно заподозрить что-то неладное в его семье. К тому же от самого Антона он ничего подобного не слышал. Правда, тот старательно избегал разговоров об отце и при удобном случае менял тему.

Пока Арсений отсиживался в укрытие, его мозг бомбардировался целым потоком вопросов, ответов на них и ужасных выводов из всего этого:

«Тот мужик. Почему он с дядей Мишей? Выходит, они знакомы? Или он выяснил у кого-то, кто отец Тохи? Но скорее первое. Не мог же он так быстро всё разузнать! Хотя, какая разница? Сейчас Антошке достаётся за то, что он не совершал…» – сердце сжалось в точку и больно заныло.

Стало нечем дышать, капельки пота прокатывались по спине с неприятной частотой. Укрытие пришлось покинуть. Запершись в своей комнате на щеколду, Арсений долго не мог успокоиться не в своих мыслях, не в своих движениях. Как челнок, он метался туда-сюда, выворачивал пальцы до белизны в костяшках и думал, думал, думал. Как же всё неправильно сложилось. И только по его вине. Почему он ослушался Антона, почему сделал всё наперекор ему? Захотел хоть чем-то выделиться? Смешно! Захотел побыть героем? Ещё смешнее! Он раз за разом перематывал в голове произошедшее и обдумывал самое логичное продолжение в сложившейся ситуации: