Как говорится, цыплят по осени считают. Этой осенью, 2017 года, отметят столетие со дня Октябрьской революции (переворота), а обещанного Лениным коммунизма мы так и недосчитались, хотя обещанного «всего лишь» три года ждут! У кого-то «в огороде бузина, а в Киеве дядька», а вот у меня в советское время один мой родственник вышел в первые секретари горкома партии Киева, а другой, известный учёный, из Киева эмигрировал. О «дедушке» же Ленине мне впервые поведали в детстве люди, весьма близкие к его окружению. Ибо подругой моей мамы была Лена Федюшина – дочь личного секретаря Ленина, благодаря которой я познакомился с первой женой её отца, жившей какое-то время в Кремле, рядом с вождём мирового пролетариата и, не будучи кухаркой, управляющей государством, политическую кухню познавшей изнутри. Её же кулинарные способности Ильич часто нахваливал не меньше, чем она – его политические. Если они и рождены были сказку сделать былью, то на мой, тогда детский, взгляд, это им удалось, ибо я узрел в ней Бабу-ягу!

Но, отдавая должное приснопамятному ХХ веку и поминая марксистское изречение о том, что человечество весело расстаётся со своим прошлым, я позволил себе посвятить свой сатирический роман «Чем чёрт не шутит!» столетней годовщине Октябрьской революции (госперевороту «с ног на голову») в России.

И, возведя Его на высокую гору, диавол показал Ему все царства вселенной во мгновение времени, и сказал Ему диавол: Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю её; итак, если Ты поклонишься мне, то всё будет Твоё.

Луки, 4: 5–7

И, приблизившись, Иисус сказал им: дана Мне всякая власть на небе и на земле.

Матфея, 28: 18

Нелепо отрицать роль фантазии и в самой строгой науке.

В. И. Ленин

По изящной берёзовой аллее идут двое: ангельской прелести младенец, его золотистые кудрявые волосы в лёгком дуновении ветерка играют с солнечными лучами в свои детские игры, и пожилой лысый мужчина, на голом темени которого озорные солнечные зайчики устроили лихой круговорот, издали похожий на нимб. Мужчина что-то оживлённо говорит младенцу, а тот самозабвенно смеётся, и его звонкий смех мешает расслышать слова пожилого мужчины. Вдруг смех прекратился, и высокий младенческий голосок спросил:

– Значит, отметая глупости Фрейда, ты считаешь, что виновницей горя Эдипа была его мудрость, «по вине» которой он отгадал загадку Сфинкса?

– Увы! – вздохнул мужчина. – Как предостерёг в «Екклесиасте» молодёжь Соломон, во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь! Я не поверил, а ныне с избытком знаю по себе!

– А если говорить о благе народа? Ведь это только в мифе в Фивах всё сложилось столь фигово, а на самом-то деле: глупый правитель обрекает на скорбь подвластный ему народ и с каждым днём приумножает эту народную скорбь, а мудрый правитель сам обречён на скорбь, но народ свой на скорбь не обрекает и даже «за бугром» не гадит никому, а приумножает скорбь лишь себе! Народ будет скорбеть только о смерти такого правителя! – уточнил младенец.

До боли знакомые многим людям черты лица мужчины выражали досаду, прозвучавшую затем в его словах:

– Было время, когда я не верил историям о справедливых царях и осчастливленных ими народах, считая, что это возможно лишь в сказках, так как был убеждён, что несказочные народы могут быть счастливы и будут счастливы только при коммунизме, том самом, наступление которого прогнозирует, как тогда казалось, вполне правдоподобная научная фантастика Маркса, но потом убедился в том, что простому, не сказочному, народу и впрямь нужны лишь непристойные зрелища, выпивка да хлеб! Таким массам даже мозги не нужны: они им неорганичны, чужды, тошнотворны.