Солнечный свет яростно бил в глаза и обжигал загорелую кожу. Надя терпеть не могла солнце, хотя за шестнадцать лет жизни в Охровом оазисе можно было привыкнуть к неудобствам, которые пустыня доставляла своим обитателям. Пробегая по улице в полдень, Наденька всеми силами пыталась защитить себя от безжалостного потока пылающих частиц желтоглазого пламени – постоянно щурила глаза и прикрывала лицо ладонью. Увы, все было тщетно. Солнце в оазисе повсюду, оно пропитывало все, к чему могло прикоснуться, окрашивая весь этот маленький мир в желто-коричневый цвет.

Надя не была исключением, внешность ее казалась весьма типичной для Охрового оазиса. Участки кожи, переливающиеся бронзой, переходили в темные рисунки, похожие на географическую карту или звездное небо, – такие узоры оставались после тяжело перенесенных солнечных ожогов. Тощее лицо цвело веснушками, губы почти не имели цвета, а светлые волосы казались иссохшей моховой мочалкой. Единственным живым пятном, сохранившим свой цвет, были глаза – большие, глубокие и ярко-зеленые, как сочная луговая трава.

Обычно юной девушке удавалось избежать полуденной жары: она выходила работать рано утром и возвращалась ближе к ночи, как раз в то время, когда улицы горячего города наконец начинали остывать. Но сегодня все сложилось иначе: Сохе Лемех, женщине, позволившей Наде обучать своего сына, срочно понадобились чернила, а это сулило необычайно увлекательное путешествие по городу.

Надя пробежала пол-оазиса и уже была почти у цели, как вдруг приостановилась на повороте, в этот момент полуденное солнце казалось ей сущей мелочью по сравнению с предстоящим десятиминутным путешествием по Крысиной улице. Человеческий разум вряд ли был способен понять, как настолько узкое уличное пространство может содержать в себе такое количество людей, но вся «прелесть» Крысиной улицы заключалась не в этом, а в том, что крыс здесь было вдвое больше, чем людей. Пройти по этой злосчастной коридорной преисподней было весьма непросто, мерзкие животные то и дело шныряли под ногами, иногда случалось вступить в расплющенные, поджаренные на солнце крысиные останки, которые к тому же издавали чудовищную вонь. Прогулка больше походила на беспощадный бой, все толкались, наступали друг другу на ноги и выкрикивали кучу гадостей вслед. В общем, пройти на другой конец улицы и при этом сохранить хорошее расположение духа не представлялось возможным.

Надя бежала сквозь толпы людей непонятной масти, время от времени прикрывая нос и тем самым спасая себя от вызывающего рвотные позывы запаха мышиных трупов, протухших под палящим солнцем. Наконец, добравшись до Товарной улицы, девушка вздохнула с облегчением. Она отошла в сторонку, чтобы отдышаться, наклонилась вперед и уперлась руками в полусогнутые колени, ноздри ее судорожно подергивались, пытаясь вдохнуть как можно больше воздуха. После, когда приступ тошноты и одышки отступил, она принялась отряхивать одежду от пыли и частиц какой-то странной пищи. Надя недовольно бурчала что-то себе под нос, при этом сосредоточив свой разгневанный взгляд на остатках пищи, красующихся на ее недавно выстиранной одежде.

– Ну как? Как можно есть, когда вокруг такое?! Идиоты, просто умалишенные!

Вдруг Надя почувствовала, как кто-то положил ей руку на плечо. Девушка вздрогнула от неожиданности.

– Привет! Ты что тут делаешь? – радостно пролепетал голос сзади.

Надя обернулась. Перед ней стоял поджарый чернокожий юноша, расплывшийся в широкой улыбке. Выраженные скулы делали его лицо серьезным, но стоило Сэмуэлю улыбнуться, как вся его мнимая серьезность улетучивалась куда-то в воздух, а поскольку Сэм почти всегда счастливо скалил свои тридцать два белоснежных зуба, обнаружить его естественное выражение лица было довольно сложно.