Разумеется, эти последние отнюдь не соглашались с подобной участью, и тот же Уортман указывал в другом месте, что конкуренция между монархической властью и образованным классом за право «представлять народ» составляла важный сюжет в интеллектуальной истории России XIX – начала XX века. В последние десятилетия XIX века эта конкуренция любопытно развивалась, среди прочего, в сфере эстетической <…>233.
Необходимо отметить и то обстоятельство, что отношение Мережковского к власти и ее высшему воплощению – царю – определялось не только симпатиями к народничеству и интеллектуальным контекстом эпохи, но и имело болезненный биографический подтекст. Согласно воспоминаниям самого писателя и его супруги З.Н. Гиппиус, он с детства находился в сложных отношениях со своим отцом, который занимал видную должность при императоре Александре II, воспитаннике Жуковского:
Семья (Мережковских. – Е.А.) держалась только благодаря матери, вечной заступнице перед суровым отцом, и с ее смертью естественно распалась. Об отце, которого я знала, я скажу впоследствии.
<…> Человек, во всяком случае, с большим характером. Жену он любил безгранично, но и мучил достаточно – все из-за детей. <…>. В этом (1881. – Е.А.) году закончилась и карьера Сергея Ивановича Мережковского: после убийства Александра II он, в чине действительного тайного советника, вышел в отставку. Какое точно место занимал он в Дворцовом ведомстве при Александре II – я не умею сказать. В биографии Дм. С.-ча это определено. <…> отец, по долгу службы сопровождавший нередко Двор за границу – например, больную жену Александра II, или Наследника, непременно брал с собою и жену, с которой не мог расстаться. Она покидала всех детей и ехала с ним, хотя, м.б. это и было ей тяжело. Об ее отъездах и приездах опять-таки сказано в «Октавах». В одно из материнских отсутствий младший сын, Дмитрий, еще совсем маленький, заболел дифтеритом. Тут уж мать прилетела и сама выходила его. С этого случая, кажется, и стал он ее любимцем, и началась их особенная взаимная любовь234.
С самых юных лет Мережковский привык противопоставлять себя отцу и тому образу жизни, тем ценностям, которые с ним ассоциировал. По мнению Гиппиус, ее беспрецедентный союз с Мережковским, с которым она, по ее словам, не разлучалась ни на один день, своей прочностью был обязан тому, что она замещала писателю мать235:
У него не было ни одного «друга». Вот как бывает у многих, нашедших себе друга в университете, сохраняющих отношения и после. Иногда – реже – сохраняется даже гимназическая дружба. Но у Д. С. никакого «друга» никогда не было. Множество дружеских отношений и знакомств, но я говорю не об этом. Он, в сущности, был совершенно одинок, и вся сила любви его сосредоточилась, с детства, в одной точке: мать. <…>.
Вспоминая потом часто о смерти матери Д. С-ча – странная мысль о какой-то, уже нездешней о нем заботе приходила ко мне: как бы он это пережил, вдруг оставшись совершенно один, т.е. если бы, благодаря фантастическому сцеплению случайностей, не встретил ни меня, ни кого другого, кого мог бы любить и кто любил бы его. Я не могла заменить ему матери (никто не может, мать у каждого только одна), но все же он не остался один236.
Сам Мережковский видел прямую связь между фигурой Александра II и ранней смертью своей горячо любимой матери, которую «мучил» преданный царскому дому отец:
1-го марта 1881 года я ходил взад и вперед по нашей столовой в нижнем этаже дома, сочиняя подражание Корану в стихах, когда прибежавшая с улицы прислуга рассказала об оглушительном взрыве, слышанном со стороны Марсова поля и Екатерининского канала через Летний Сад. Отец приехал к обеду из дворца весь в слезах, бледный, расстроенный, и объявил о покушении на жизнь государя.