Тут же отстранившись по превращении от Слувларка, брат, прошуршав золотом накидки, расшитой небесами и солнцами, прошел к Реке и к замершей около воды сестре. Все представляли, что будет дальше, не сделай он так сейчас.
Последней вошла на поляну царственной походкой девушка, молодая и ладная телом, но некрасивая лицом. Ее маленькие огненные глаза смотрели зло и холодно, а широкий подбородок наоборот притягивал излишнее внимание. У нее был совершенно пустой лоб, на котором непомерно высоко – уже у самой макушки – начинали расти жидкие белокуро-желтые волосы, жесткие и непослушные даже на вид, какие Ассейя, – что значит «Первая» или «роскошный подарок», – все же исправно собирала в высокую сложную прическу, на которой лучше держалась гармонирующая с бело-голубым пышным и нарядным одеянием, какому могла бы позавидовать любая императрица, изящная серебряная диадема. Коварная, мстительная и способная на любую жестокость дочь Ватсвардэ, должно быть, все же владела каким-то определенным видом приворотных чар – иначе объяснить ее первенство и соотношение этого с ее характером было просто невозможно. Лесли понаслышке знала, что Ассейя бывает красива только тогда, когда колдует: магия грома и молний кроет в себе небывалую мощь, способную в одиночку как создавать миры, так и истреблять и жечь их дотла, и этой силы хватает, чтобы вернуть Первой наследнице титула Верховной Ватсвардэ желанное обаяние и красоту. Втайне ото всех дочь Праотца Истока искала средство, чтобы отнять очарованье матери у своей сестры, но пока таковое не находилось, ограничивалась наяву тем, что издевалась над Тойей, пока старшие и искренние глаза были отвернуты в другом направлении. Во властном характере Ассейи никогда от рождения не было и намека на фамильную «Мудрую Справедливость», но это не мешало ей постепенно сживать мать со Свету, чтобы достичь собственных высот без борьбы. Сегодня ее замысел, наконец, исполнился.
«Бедняжка Клеодора выглядит совсем плохо,» – неслышно хмыкнув, подумала Лестина, приглядываясь к лежащей на древесном ложе Праматери Истока.
… Волнистые шикарные волосы Верховной Чародейки будто бы потускнели, став седыми и ломкими; ее прелестное даже тогда личико осунулось и стало совсем пресно-белым, рисуя ярче все даже незначительные морщины и подчеркивая острым контрастным грифелем темные пятна под закрытыми длинными ресницами, что теперь спутались и склеились, очами, такими глубокими и многоцветными при жизни, глазами. Платье Колдуньи будто бы тоже перестало лучиться после ухода Вековой Мудрости, из бархатисто-ночного сделавшись обыкновенно темно-синим – так маленькие дети рисуют неумело ночь, закрывая безликий белый лист одним оттенком и «приделывая» к нему кривобокую блеклую луну одним льдистым бесстрастным снежным комом.
Вся семья Ватсвардэ замолчала; никто не смел лить слез, соблюдая строгие обычаи прощания. Ситлá не шевелился, глядя на уходящую бесследно Клеодору, – свою «Избранную» и «Красоту Звезды»; Слувларк держался отстраненным; Инестэд держал с тихой грустью за плечи Тойю, которая с превеликим трудом сдерживала подступающие слезы, как бы уговаривая ее соблюсти традицию и не лишить саму себя благосклонности Небес… И только одна Ассейя смотрела на мать с высокомерным презрением, словно только что избавившись от того груза ее присутствия, что не давал ей дышать и тяготил всю жизнь, без малого – по человечьим меркам – семнадцать лет. В ней, во всем ее существе, гадалось сейчас молчаливое торжество и мрачный триумф расплаты. Прошло в молчании около двух минут, а когда указанный срок отошел в прошлое, тело Клеодоры приподнялось горизонтально над землей и засветилось из груди плавкими лучами, меняющими в воздухе произвольно свою форму. В один только миг силуэт уходящей Чародейки сделался полностью сплетенным из нитей света всех цветов земного заката. Клеодора поднялась еще выше и перевернулась над листвой деревьев так, будто бы она стояла на лепесточной ленте ветра собой живой, раскинув прямые руки в стороны. Настало время Последнего Пророчества – тех слов, какие предсказывают уходящие навсегда маги, в финальный раз заглядывая в ближайшее будущее и определяя свою Мудрость на земле потомкам и наследникам. Клеодора раскрыла глаза, и они засияли ярче самой нее двумя точечными пламенями, а из ее приоткрытых неподвижно уст поплыл бестелесный светлый голос: