Мыслительный процесс пошел. Заставил‑таки я рыжего шевелить мозгами. Наконец Самохвалов сообразил, что к чему.

– Ты хочешь сказать… – усмехнулся он.

– Вот именно, – подхватил я. – Сегодня утром в интересующее тебя время по переулку бежали четверо. Когда охранники, размахивая пистолетами, ворвались в переулок, бежавший с одним из двух рулонов картин преступник уже свернул за угол железного забора.

– Ну да! – поднял меня на смех рыжий. – Сейчас ты скажешь, что ты здесь ни при чем, просто так погулять вышел.

– Почему это погулять? – делая вид, будто принял слова Самохвалова за чистую монету, произнес я. – Я на работу бежал.

Майор тоже артист, сделал вид, будто вытер набежавшую от смеха слезу.

– Умрешь с тобой, ей‑богу! На работу небось опаздывал?

Я шмыгнул носом.

– Представь себе. И могу это доказать.

– Ну, давай попробуй, посмеемся, – произнес майор тоном балагура и посмотрел поочередно на конвоиров, приглашая их поучаствовать в шоу, которое сейчас будет давать завравшийся тренер детско-юношеской спортивной школы.

Издевался Джованни. И все‑таки он мне импонировал. Люблю веселых людей – сам такой.

– Электрик, по твоим словам, – начал я, – вошел в здание музея в восемь пятнадцать. Я в это время только проснулся, что может засвидетельствовать Дашка, которая провела сегодняшнюю ночь на моем диване, и если ты поторопишься провернуть дело со свидетельскими показаниями, то, возможно, еще успеешь застать ее в моей квартире. Но это еще не все, – остановил я майора, который собирался что‑то возразить. – В половине девятого я уже был во дворе, где повстречался с Лидией Ивановной, жилицей из двадцать второй квартиры нашего же дома, а в это время подельники электрика наверняка уже находились в здании музея. Троллейбуса на конечной остановке не оказалось, и я решил отправиться на работу пешком, вернее, бегом. Примерно без двадцати девять я был в переулке, где и смешался с бегущими с картинами преступниками. Так что, как видишь, я при всем твоем желании не мог оказаться в одно время с преступниками в здании музея.

Судя по невеселому выражению лиц конвоиров и Самохвалова, мое шоу в их глазах с треском провалилось. Не удалось мне развеселить публику. Но майор все еще на что‑то надеялся.

– Ну, во‑первых, – произнес он, выпятив нижнюю губу, – в отношении того, что по переулку с картинами бежали двое преступников, это еще бабушка надвое сказала. Охранники действительно подтвердили: когда преступники выскакивали из музея, полотна были в руках у двоих, а когда бежали по переулку, – у одного. Но, возможно, пока они были вне поля зрения работников ЧОПа, один злоумышленник забрал картины у другого. – Теперь Самохвалов уже поднял руку, пресекая мою попытку возразить. – А во‑вторых, твое алиби еще доказать нужно.

Я развел руками.

– Так доказывай! Мой адрес у тебя есть, в какой квартире живет Лидия Ивановна, ты знаешь.

Майору, кажется, порядком надоело мое фамильярное обращение с ним, моя самоуверенность, да и мое нахальство тоже. Неожиданно он сверкнул глазами и, кивнув стоящему у дверей охраннику, рявкнул:

– В камеру!

Спустя полтора часа за мной в камеру снова пришли, но не два жлоба, а худосочный полицейский с погонами младшего сержанта на узких покатых плечах. Наручники надевать не стал, вывел из камеры и прогулочным шагом повел по лестнице, а потом и по коридору первого этажа. Отношение местных сотрудников РОВД ко мне явно изменилось. Не хочется обольщаться на сей счет, но что‑то подсказывало мне, что я из разряда подозреваемых перешел в разряд свидетелей. Младший сержант в кабинет не вошел, кивнул на дверь и удалился.