Спина Эдит моментально взмокла от прилившего к ней жара.

– В отличие от некоторых, я не собираюсь всю жизнь сидеть на родительской шее!

– Я не об этом говорю, и ты это знаешь. Просто вряд ли твоя жизнь закончится, если ты пролетишь со стипендией. Уверен, что в трастовом фонде на твое имя уже скопилась кругленькая сумма.

– И что ты хочешь этим сказать? – прошипела Эдит. – Я что, теперь обязана отдать стипендию кому-то другому?

– Конечно, нет. Просто я не понимаю, зачем так упорно делать вид, что ты не одна из нас.

– Хватит говорить обо мне так, будто ты меня знаешь!

Брови Хиро взметнулись вверх.

– А разве…

Внезапно распахнувшаяся дверь врезалась ему в плечо, и он, ойкнув, отскочил. В проеме показалась старушка мисс Милле, преподававшая им статистику в третьем классе. Ее седая голова подпрыгивала и тряслась, как у игрушечной собачки на приборной доске автомобиля. Она обвела обоих нарушителей порядка взглядом: грозный предназначался для Эдит, ласково-укоризненный – для Хиро.

– Мисс Данлоп, от вас как от старосты я ожидала большей дисциплинированности, – продребезжала она и прищурилась. – Мистер Уэлч, что это с вашей формой?

– Полиняла немного, мисс Милле, – весело отозвался он, потирая ушибленное плечо.

Эдит зыркнула на него, но ее призыву перестать измываться над подслеповатой старушкой он не внял.

– Уверяю вас, прачка ответит по всей строгости закона!

– Это форма для регби, мисс Милле, – вмешалась Эдит, – поэтому она полосатая.

Мисс Милле так строго уставилась на нее, что стало ясно: она не только не слышала ни единого слова Эдит, но и подозревала в ней теперь злополучную прачку. К счастью, юные математики в кабинете не на шутку разбушевались, так что старушка буркнула: «Не шуметь!» – и захлопнула дверь. Топот и гомон стихли в ту же секунду – несмотря на скверные зрение и слух, мисс Милле все еще умела наводить ужас на младшеклассников.

Хиро с таким упоением баюкал свою руку, будто по меньшей мере получил пулю в плечо, и Эдит обреченно задумалась, как она вообще могла всерьез спорить с кем-то настолько ребячливым.

– Не знаю, с чего это вдруг ты решил, что мы все учимся здесь на равных условиях, – ровно заметила она, отвернувшись.

Он не подозревал, чего ей стоило попасть хотя бы в эту школу. Благодаря беззастенчивому обаянию ему спускали с рук то, что не простили бы другим. Не существовало дверей, которые были бы закрыты перед Хиро Уэлчем. Свои же двери Эдит приходилось взламывать с помощью отмычек или тарана.

Во внутренней части школы было ненамного теплее, чем на улице, но стены хотя бы защищали от ветра. В коридорах были постелены старые ковровые дорожки темно-красного цвета, так что бутсы Эдит наконец-то не отмечали гулким стуком каждый ее шаг.

У входа в учительскую она остановилась, выдохнула, пригладила растрепанный ветром «хвост», одернула футбольные шорты. Краем глаза она заметила, что Хиро наблюдает за ней с легкой улыбкой.

– Говорить буду я, – заявила она, не поворачивая головы.

– Данлоп, будь милосердна. Даже в суде преступнику дают право высказаться.

– Прибережешь свой злодейский монолог для объяснительной.

Она надеялась, что в кабинете окажется мистер Морелл, но на его месте раскладывала вещи молодая незнакомая женщина лет тридцати, с густыми волосами медового оттенка, собранными в изящную прическу черепаховым гребнем. Под взглядом Эдит она выпрямилась и медленно опустила фоторамку обратно в картонную коробку с надписью «хрупкое».

– Добрый день…

Эдит вопросительно покосилась в угол учительской, на стол мисс Кэдоган. Та подняла голову и нахмурилась.

– Мисс Данлоп, что случилось? – поинтересовалась она. – Почему вы не в школьной форме? Если мне не изменяет память, сегодня среда.