Открываю выставку в бывшей мастерской на Тверском бульваре.

Тридцать лет она служила и квартирой, и мастерской до тех пор, пока Борис Ельцин не передал бывшее посольство Западной Германии на Большой Грузинской улице. Была мысль восстановить квартиру такой, какой была в далеком прошлом, воссоздать обстановку, устроить музей, показать тех, кто бывал здесь.

Посещали мастерскую на Тверском бульваре, 9 президенты СССР и США с женами, дипломаты, артисты, писатели, художники многих стран, цвет культуры ХХ века. Мне казалось, такой музей мог бы стать достопримечательностью города.

Но решил иначе. Воссоздавать мастерскую не захотел, реставрацией не занялся. Провел кардинальную реконструкцию, не оставил следов прежней планировки. Сломал деревянную лестницу с перилами из полуподвала на верхний этаж. На ее ступенях, расставаясь после застолья, фотографировались на память».

На снимке в этой книге, сделанном на лестнице, стоят Зураб Церетели, Эдуард Шеварднадзе, Перес де Куэльяр…

Придя на вернисаж в бывшую мастерскую, я не увидел следов былой лестницы, прежних дверей, окон и внутренних стен. Ничто больше не напоминало ни о квартире, ни о мастерской. Белые гладкие стены, залитые светом залы, заполнила толпа. Фуршет предлагался на столе, уставленном бутылками водки и консервными банками с килькой в томате. Бычков в томате, часто поминаемых в рассказах о голодном прошлом, в московских магазинах не нашлось. Такая инсталляция доказывала, что и Зураб Константинович в молодости хлебнул лиха с консервами, прежде чем получил персональную студию, не где-нибудь на окраине, а в центре Москвы на Тверском бульваре.

Третья революция на Тверском бульваре ничем не напоминали минувшие две. Ни демонстраций и баррикад, как в 1905 году. Ни красных знамен, бантов и народного ликования, как в феврале 1917 года.

Москва не сразу стала полем боя после взятия Зимнего дворца, кровь пролилась три дня спустя после революции в Петрограде, 28 октября. За восемь дней до этого в городскую думу и Управу у Красной площади поступило письмо, которое каким-то образом оказалось в башне московского городского архива на Профсоюзной улице. Там я его переписал давно и хочу впервые опубликовать, рассказывая о сражении на Тверском бульваре.

На конверте значилось:

«Городская управа.

Господину В.В. Рудневу».

Письмо начиналось со слов:

«Москва 20. 11. 17.

Господину Городскому голове

От своего имени, от имени единомышленников-москвичей обращаюсь к Вам как представителю Москвы и белой гвардии. Я постараюсь быть кратким. Во-первых, почему Дума бездействует и на что надеется? Для всякого каждого ясно, что большевиков ни устыдить, ни уговорить невозможно, на них можно воздействовать только силой. Вы должны выступить активно и решительно, хотя бы это и повлекло за собой кровопролитие. Я не имею сведений о количестве правительственных войск и большевистских войск, во всяком случае, ручаюсь, что, если в Москве имеется хотя бы пять рот правительственных войск, при быстрых и умелых действиях успех обеспечен, и не только обеспечен, но даже при благоприятных обстоятельствах переворот может произойти без единого выстрела. Если юнкера нападут внезапно в определенный час ночи на все занимаемые большевиками помещения: на телеграф, железнодорожные станции, склады оружия, патронные заводы и казармы, бесшумно снимут часовых и отберут оружие, Москва на другое утро будет приятно удивлена освобождением от большевиков.

Для укрепления победы к утру должны прибыть эшелоны из Вязьмы. То, что я говорю, очень просто и ясно, и если этого до сих пор не осуществили, то объясняется это какой-то растерянностью и преступной нерешительностью…