Регистрация на «Турецкую Курилку» была сиюминутным капризом. Стихийно захотелось глотка воздуха, захотелось вырваться из своей клетки, ограничений и жертв. Айжан намеревалась запомнить вечер надолго, чтобы смаковать послевкусие в самые загнанные, тяжёлые дни.

Бабушка Аяжан, одобрительно кивая, всё же замечала иногда, что «современные дети слишком уж хотят зарабатывать», чем вызывала у Аяжан усмешку. Не зарабатывать хотели современные дети, а тратить. Они с пяти лет денно и нощно жрали тонны видео об элитных туристических направлениях, шикарных домах, сумках, подходивших под туфли, отельных номерах, распаковке техники из онлайн магазинов, уникальных проектах и букетах из пятидесяти роз, которые присылают просто из любви (за цену, равную половине папиной зарплаты). Картина мира после такого уже никогда не вернётся к манере Рафаэля или Микеланджело. Альтернативой безудержному трендовому потреблению был принцип «лучше меньше, да лучше», что по деньгам выходило в ту же сумму, просто вместо четырёх свитеров предлагался один, но из чистого кашемира. Для такой жизни, бабуля, большей части молодых граждан нашего государства приходится рабски обменивать юность на деньги. Курс всегда невыгоден.

Аяжан хотя бы делала то, что действительно составляло страсть её жизни – танцевала. Все её проблемы сводились к простому треугольнику: время, деньги и возможности.

Автобус – из новых, тёплый, китайского производства и казахстанской сборки, – неторопливо бежал по маршруту. По краям дороги мелькали уродливо обстриженные карагачи и тополя. Эти деревья уже не первый десяток лет обрубали и спиливали на манер декоративных клёна, ивы или рябины, что совершенно противно было их природе. Летом богатые зелёные кроны кое-как скрывали уродство ствола, но к ноябрю трагическая вереница деревьев стояла вдоль дорог, словно рота изгнанных из страшной сказки монстров. На уродливом пеньке метра с два в высоту во все стороны торчали гнутые острые ветки, которые топорщились в небо такими же кривыми сучьями. Ветки спиливали минимум раз в год, и остатки их сучьев и пеньков, замазанных издевательской зелёной паклей, казались укоряющими заплатами на раненном сердце.

Солнце пронзило кривую сердцевину крон, полоснуло по автобусу, и сзади послышалось:

– Смотрю на эти деревья и думаю… ведь это же мы.

Аяжан замерла. Возникло странное ощущение, как будто её мозг перестал вдруг взаимодействовать с информацией, воспринимаемой глазами; она забыла про календарь, строчки текста, значения слов, и вся обратилась в слух. Странное дело: неподвижная, она как будто душой своей круто обернулась к тому, кто сидел позади её и сказал «мы такие же, как эти покорёженные деревья».

– Мы с тобой? – уточнил второй голос, левее.

– Нет. Я скорее имеют в виду наше поколение. Не всех, но многих. Мы родились по природе своей одними людьми, а из нас родители, близкие, учителя, да все подряд, пытаются сделать что-то другое. И пока могут, а они имеют такую возможность, потому что взрослые сильнее детей, они ломают все наши естественные желания, топчут, требуют соответствовать их шаблону. Детские души наивны и восприимчивы, особенно к родителю. И беззащитны, – звук, будто бы усмешка, тоскливо потонул в объявлении остановки. Из динамиков вежливо повторили название на двух языках. – Повезло детям всяких там раздолбаев и алкоголиков. Они как могут, так и пробиваются, родителям плевать, и человек остаётся человеком, а не пеньком определённой формы с условно приемлемым качеством.

Аяжан пошарила глазами по салону. Автобус, если сосредоточиться только на нём и на том, что внутри, превращается в забавную тонкостенную коробочку на колёсиках. Эта коробочка степенно катилась по послеполуденному городу, до смешного набитая студентами в модных пуховиках преимущественно серо-бежевой гаммы. Только в стекле, отделявшем пассажирские сидения от двери в середине автобуса, можно было смутно разглядеть отражение салона. Аяжан увидела себя – значительно более красивую за нечёткостью деталей, – а приглядевшись, и тех, кто сидел позади неё. Их было двое, девушка у окна и парень слева от неё. Последний оказался выше и крепче, чем представляла себе Аяжан, слыша его голос. Это несоответствие удивило её больше, чем густая копна зелёных волос на его непокрытой голове.