Всё это Грегори отметил мельком, прежде чем вскочить и броситься к Милдрет, которая едва не выронила котелок, когда Грегори схватил её за плечи и прижал к стене. Котелок она всё же успела опустить на стол, но глубоко на дне её серых глаз замер страх.

Этот страх болезненным уколом отозвался в сердце Грегори, и тот зажмурился на секунду, отгоняя его от себя, а потом открыл глаза и попросил, мягко как мог:

– Не бойся меня…

Милдрет покачала головой. Говорить она не могла – горло сдавил спазм, но кое-как выдавила наконец:

– Я не боюсь.

– Я сделал тебе больно?

Милдрет качнула головой и отвернулась. Взгляд её замер где-то у Грегори над плечом, и, проследив за ним, Грегори понял, что Милдрет смотрит в окно, расположенное непривычно высоко.

– Ты хотела сбежать? – спросил Грегори тихо.

Милдрет какое-то время молчала, а затем отвернулась от окна.

– Возможно. Но здесь нет верёвки.

– Милдрет, нет! – Грегори сильнее стиснул её плечи и попытался заглянуть в глаза. – Нет! Я всё что угодно сделаю, чтобы тебя удержать!

Милдрет молчала. Она стояла, закрыв глаза и силясь совладать с обидой. Она верила. Почему-то всему, что говорил Грегори, она верила всегда. Но от этого боль не становилась слабей.

– Давай есть, – попросила Милдрет негромко, силясь прервать этот бессмысленный разговор. Как смотреть Грегори в глаза после того, что было вчера, она не знала.

Ели молча. Они сидели по разные стороны стола и не соприкасались даже руками, хотя обычно Милдрет использовала любую возможность встретиться хотя бы кончиками пальцев.

Когда завтрак, состоящий из яиц и каши с беконом, подошёл к концу, Милдрет встала, собираясь отнести посуду на кухню, но Грегори накрыл её руку своей, не позволяя уйти.

– Было больно? – спросил он.

Милдрет вздрогнула и попыталась вырвать руку, но не смогла.

Грегори тоже встал и, не отпуская руки Милдрет, подошёл вплотную к ней.

– Скажи.

– Да, – Милдрет попыталась спрятать взгляд. – Но дело не в этом… господин.

– Не надо так, Милдрет.

– А как? – Милдрет вскинулась и наконец посмотрела на него прямо и зло. – Тебе понравилось, да? Тебе, не мне. Так понравилось, что ты захотел попробовать сам!

– Да, захотел! – Грегори крепче стиснул её кисть. – Ты бы видела, Милдрет… Ты такая… – Грегори зажмурился и покачал головой. – Ты сводишь меня с ума. Один твой вид. И я хочу стать ещё немного ближе к тебе – но не знаю как.

– Нашёл способ? – Милдрет, уже не пытаясь вырвать руку из пальцев Грегори, сжала её в кулак.

– Да. Мне кажется, нашёл, – Грегори тоже надавил на его запястье сильней. – Но если тебе больно… Если ты не хочешь… Я не причиню тебе боль. Я люблю тебя, Милдрет. Что бы ты ни думала обо мне теперь.

Милдрет зажмурилась. Остатки обиды ещё отравляли её изнутри, но она уже чувствовала, что простит – и вчерашнюю ночь, и всё, что когда-либо сделает ей Грегори, какой бы сильной не была боль.

– Тебе можно всё, – сказала она вслух негромко, – я не хочу тебя бояться и не могу тебе не доверять. Я принадлежу тебе и буду тебе служить, как и обещала.

– Но тебе было больно? – повторил Грегори.

– Пусти! – не выдержала Милдрет и снова попыталась вырвать руку, на которой пальцы Грегори уже оставили красные следы.

Грегори опустил глаза и, заметив эти следы, медленно поднёс руку Милдрет к лицу, а затем коснулся губами каждого из них.

– Мне было больно, – произнесла Милдрет наконец, чувствуя, как её снова захлёстывает злость, – но я умею терпеть боль. Мне было в сто раз больней не от того, что он делал со мной, а от того, что ты видел меня такой. От того, что ты отдал меня ему. От того, что всё это было не с тобой, а с ним. И от того, что ты тоже этого хотел. От того, что тебе было всё равно, Грегори, ты просто хотел попробовать так же, как он. Я не хочу злиться на тебя. Я знаю, что в этом нет смысла. Ты можешь делать всё, что захочешь со мной. Но я не могу. Потому что я тоже… тоже тебя люблю, – она высвободила руку из пальцев Грегори и обхватила себя, силясь спрятаться и понимая, что спрятаться некуда – куда бы она ни пошла, каждый шаг её будет проходить на чьих-то глазах. – Я боялась выходить во двор с утра, – сказала она уже тише, – потому что они могли знать. Все вчера видели меня. Я…