Старший брат отца Павел Кузьмич жил против нашего дома. Этот мой дядя, был женат на очень богатой, а потом с годами и сам стал первым богачом деревни. Мой отец и дядя Павел не дружили, наверное, сказывалось богатство старшего брата, и из нашей семьи кроме меня ни кто к ним не заходил, ну соответственно они также. Дом у них был двухэтажный с каменными амбарами, с добротными постройками, с красивыми парадными воротами и казался крепостью. Загоны и конюшни за двором тянулись по берегу к речке, где у них прямо в реке стоял плот, с которого прислуга могла полоскать бельё и брать воду для нужд хозяйства. В первом этаже дома находилась кухня, прачечная, столярная и помещение где жила некоторая прислуга.

Чувствовалась большая разница нашего достатка во всём, как в обстановке, убранстве, одежде, поведении, в общем, это был совершенно другой мир. А я всё навязывала свою дружбу Наде – внучке моего дяди, но она была немного меня старше, ухоженная, всегда чисто, красиво одета и приучена хорошо себя вести. Во мне плохо по-деревенски одетой не всегда чистой и причёсанной появлялась вдруг зависть, обида за то, что когда дома не было дяди Павла, меня прислуга даже в Надину комнату не пускала. А когда мои родители чуть свет уезжали в поле, оставляя меня одну, запретив выходить со двора, вот тут-то мне и приходилось с большим трудом подманить Надю к подворотне, откуда я могла выглядывать и хорошо поцарапать ей лицо.

На жалобы прислуги мой отец казалось, не обращал внимания. А мама поругает, потом пожалеет, ведь пяти лет ребёнка оставляли без присмотра на целый день с темна до темна с кринкой молока, буханкой хлеба или решетом сухарей. В таком безалаберном доме, дворе с дворовыми постройками, конюшнями – один ребенок, безусловно, матери тяжело требовать хорошего поведения.

Я, так и не знаю, точно, из-за чего у отца и дяди Павла не было дружественных отношений, ведь они оба у меня всегда по-доброму спрашивали друг о друге. Когда дядя Павел был дома, что случалось для меня редко, то мне разрешали заходить во все комнаты. Дядя Павел брал меня на колени и много со мной говорил, и он сказал, что я похожа на его маму, а это значило на мою бабушку Надю, о которой моя мама покойная отзывалась не очень хорошо. Горничная знала, что в такие моменты в угоду дяде, меня надо угостить, чем ни будь вкусным, а этого у них было всегда достаточно. Мои родители не одобряли угощения дяди, но и, кажется, не запрещали, так как я продолжала к ним ходить и особенно когда увижу, что приехал дядя Павлуша, как я его тогда называла. Об одном разговоре с дядей Павлом рассказала маме и, наверное, поэтому запомнила. Он меня спросил, за что я часто обижаю Надю? Я уже не могу вспомнить, как оправдывалась, но он так сильно хохотал на весь дом, до сих пор помню.

Дядя Павел был, как мама говорила, среднего роста, широкоплечий, красивое лицо и широкая, квадратная, чёрная борода. И я вспоминаю, при его присутствии было в доме у них шумно и весело. Жена его то на веранде, то в комнатах находилась, и всегда с книгой в руках, красиво одетой аккуратно причёсанной. Сын их из Белой армии перешёл в Красную Армию, где и погиб. При получении этого печального известия жена его Екатерина, говорили писаная красавица, чуть с ума не сошла, она побежала почти голая в сторону мельницы, где её еле догнали и долго стерегли и лечили. При раскулачивании отца и мать других детей погибшего не пощадили, кроме жены Екатерины и дочери Нади.

Раскулачивали дядю Павла одним из первых, может, поэтому применялось много жестокости к ним, по рассказам моей матери. Отправляли их этапом к станции, где погружали в так называемые телячьи вагоны, в которых многие замерзали и умирали в дороге. Мне, было очень жаль всех, особенно дядю Павла. Через некоторое время и мою семью постигла не лучшая участь.