К подружкам подошел Жора. Теперь он был одет не по форме, а в штатское: джинсы, ковбойка, кеды. Молодого человека заметили только тогда, когда он буквально стал за их спинами.

– Привет, Ника, – дружелюбно произнес Жора.

Обе девушки тут же обернулась, и Вероника зло процедила сквозь зубы:

– Ага, а вот и соседка-старушка, которая меня выследила.

– О чем ты? – не понял Жора.

– Это же ты меня сдал?

– Вовсе нет. Никого я не сдавал, – спокойно ответил Жора и кивнул подруге, – Здравствуй, Эльза.

– И тебе не хворать. Как сам?

Жора неопределенно промычал и продолжил, обращаясь к Нике:

– Я звонил, ты не брала трубку. Подумал…

Та его перебила:

– Всё в порядке. И если до вас двоих не дошло, то я просто хотела побыть одна.

– Меня твоя мама послала. Обещал привезти, как только найду.

– То есть, побыть наедине у меня сегодня просто нет шансов, так что ли?

– Ни единого.

Вероника раздраженно вздохнула, переступила с ноги на ногу и заложила руки одна за одну:

– Мама, значит?

– Да.

Ника фыркнула и, больше не произнеся ни слова, направилась к двери выхода. Жора заторопился следом, бросив на ходу оставшейся стоять Эльзе:

– Пока, подруга.

В ответ раздалось такое же скомканное:

– Бывай, дружок.

Когда двое покинули крышу, Эльза достала из нагрудного кармана собственную пачку сигарет и неспешно закурила, облокотившись о ненадежные перила.

За окном пролетали мутные от мороси улицы промозглого осеннего города, решившего не впадать в спячку, а окончательно добить настроение. В мчащей по мокрому асфальту машине Вероника сняла обувь с прилипшими к подошве грязно-бурыми листьями и попыталась закинуть ноги в коротеньких носочках на панель, как это делала много раз раньше, но на этот раз не получилось – совершенно определенно мешал непомерно выросший живот. В стареньком двух-дверном «Форде Бронко» безо всякой электроники сидения отодвигались вручную, и мѐста хватило бы даже для какого-нибудь баскетболиста высшей лиги, но рычаг, увы, находился внизу, и за ним пришлось бы тянуться, а так как Ника этого сделать никак не могла в сложившейся ситуации, ей пришлось моститься, крутиться и ехать, как все, положив руки на колени. Что может быть хуже: ехать как все, страдать как все, стареть как все? Разве что, жить там же, где и все, вдыхать тот же отравленный воздух, стоять в тех же потных очередях, мокнуть под одним и тем же мерзостным нескончаемым дождем.

А еще раздражало то, ка вел машину Жора. Раньше он лихо бороздил город на своем джипе с уверенностью мужчины, которому асфальт, как дельфину океан, а сейчас превратился в какого-то пенсионера: скорость не превышает, никого не обгоняет, тормозит, лишь только завидев светофор за хрен его знает сколько тысяч километров! И, главное, смотрел бы себе на дорогу, раз уж стал таким занудой, так нет же, все на нее, на Нику пялится, а она это замечает, и еще больше злится.

– Ты можешь на меня не таращиться каждые пять секунд? Говорю тебе, я в порядке, серьезно.

И Жора лишь вздыхает в ответ, старается больше не смотреть на спутницу до самого дома ее родителей.

– Спасибо тебе огромное, Гошенька, – сказала добродушная мама, подливая в фарфоровую чашку гостя горячий зеленый чай из цилиндрического заварника, похожего на стеклянный шприц, – С того момента, как… это случилось, не прошло и дня, что бы ты оставлял мою дочь наедине. Ты так добр к нам, Георгий. Вы ведь с Эдиком были совершенно разные…

– Мам, – произнесла Вероника с мольбой в голосе, так и не подняв головы.

– Ну что вы, Надежда Вячеславовна, – ответил Жора тихим, но твердым голосом, – вы мне как семья. Что бы не случилось, я всегда буду рядом, вы же знаете.