Максим тяжеловато вздохнул и ответил:

– Она сказала, что не покинет этот мир, пока не увидит внука или внучку. Я, конечно, хочу, чтобы она его вообще не покидала, но это, всего лишь, грустная шутка. А над созданием потомства придётся всё-таки поработать.

– Какой же ты балбес, – на выдохе бросила она.

– То балабол, то дурак, теперь балбес, – игриво возмутился Макс. – Похоже, ты уже репетируешь роль матери. Я чувствую себя каким-то школьником перед тобой.

Она шлёпнула его кулачком в грудь и печально рассмеялась.

– Ты меня обидел тогда, но не унизил, – заговорила она, погрустнев, – потому что нельзя относиться серьёзно к поступку испуганного ребёнка. Ты по-прежнему не спешишь взрослеть и, возможно, поэтому мне было легко и хорошо с тобой когда-то.      – Не говори с такой грустью, – попросил её Максим, – а то у меня складывается впечатление, что твой муж, и впрямь какой-то одержимый войной викинг, который обнимает тебя впопыхах между сражениями, не снимая своей кольчуги.

Девушка опять рассмеялась, но уже веселее, и сказала:

– Не беспокойся, он у меня хоть и надёжный, как воин, но с чувством юмора не меньшим, чем у тебя. А ещё он нежный, и я с ним счастлива. Я и с тобой была бы счастлива, но… ты что-то себе надумал и решил по-другому.

– Ты умница, – без всякого лукавства хвалил её Максим, – ты мудрее меня и намного. Ты уяснила, что мужчина создан для разрушения, а женщина для счастья, и ты это прекрасно понимаешь и используешь это знание. Я перед тобой пасую, потому что ты всегда была умной, а у меня только сейчас появляются нужные мысли. Мне ещё тогда следовало набраться смелости и сказать тебе, что ты ни в чём не виновата, что вся вина лежит на мне. Да, это я не захотел меняться, а решил остаться самим собой. Идиотское мальчишеское рвение захлестнуло, но вмешалась та же осторожность, как у подростка. Понимаешь, когда хочется прикоснуться буквально ко всему, но не брать в руки, чтобы не нести за это ответственность.

– А ты стал философом, – заключила она, – раньше я за тобой подобных размышлений не замечала. Всё больше было банальностей, да, глупостей.

Зиновьев любовался её насмешливыми глазами и ответил:

– Нет, я всегда был таким, просто боялся тебя напугать своими теориями.

– Надо было хотя бы попробовать, а может, я не испугалась бы? – предположила она.

– Надо было, – неохотно согласился Макс.

– Знаешь, мы с мужем живём в отдельной квартире, и я часто задумываюсь: а как бы было, если бы мы с тобой снимали тогда угол? – доносила она мечтательно свои сожаления. – Возможно, всё сложилось бы по-другому. Ты бы разубедил меня в необходимости этой дурацкой свадьбы….

– А у вас была свадьба? – прервал её Макс, болезненно заинтересованный этим обстоятельством.

– Была, – грустно кивнула она, – полностью за его счёт, и какую затребовала я: – на целых три дня. Ты оказался прав: – в этом праздновании нет ничего романтичного. Я устала от этой свадьбы…, словно чумой переболела. Ты говоришь, что я мудрая, а объясни мне тогда вот такую женскую дурость: – я ношу ребёнка и очень хочу, чтобы это была девочка и, ко всему прочему, уже сейчас мечтаю и воображаю, как будет она выглядеть на своей свадьбе. Ну, какой диагноз ты мне поставишь?

Максим с улыбкой отрицательно покачал головой и сказал:

– Дело вовсе не в свадьбе. Тебе, как любой женщине, просто хочется жизненной красоты, и постоянного душевного праздника. А я не дорос, чтобы делать такое волшебство.

– Ну-ка, перестань строить из себя вечного ученика и делать из меня старуху. Насколько я помню, я моложе тебя лет на пять, – напомнила она.