— Ой, можно подумать мы беременные не ходили! Прям возвели в культ, будто подвиг какой совершаете. Вот я в своё время...
— Знаем-знаем, — перебила ее совсем молоденькая девчонка с таким большим животом, что казалось он вот-вот лопнет. Девушка трепетно держала за руку бессловесного паренька с модной прической и в длинных носках. — И стирали, и убирали, и готовили, и в сад, и из сада, и на дачу, и с дачи... и все-то без бабушек и дедушек, все сами. Не то что мы.
— Да! Вот именно.
— Ну-ну... мои предки тоже так говорят, а бабуля ржет. Сами они...
Внезапно дверь распахнулась и из кабинета показалась взъерошенная и недовольная голова доктора.
— Вы чего тут балаган устроили? Манакина пусть заходит, остальные цыц. Не на базаре!
Все разом утихли, а девушка, которой вот-вот рожать, прошмыгнула в кабинет. Видимо та самая Манакина.
Все немного упокоились, и даже Даша притихла, уткнувшись в свой телефон, как вдруг в тишине раздалось сдавленное «Ой».
Юнона подняла голову в поисках источника этого «ой», но с первого раза не нашла. А вот на втором «ой» глаза скосились на юную парочку и Синицына заметила страдальческое лицо девушки. Парень в этот момент немного позеленел, и теперь в ужасе смотрел на свою подружку, ничего при этом не предпринимая.
— Что такое? — поинтересовалась женщина, которая еще недавно возмущалась молодежью.
— Не знаю, — растерянно ответила девчонка, — Как-то мокро... ой... ой-ой, ой-ой-ой...это что?
Она в таком ужасе уставилась на окружающих, что у Юны дрогнуло сердце.
— Я что, уже все, того? Рожаю, да?
Дамы вокруг засуетились, кто-то позвал врача, а Юнона в какой-то прострации наблюдала за происходящим. Она еще никак не могла поверить, что все это не сон и скоро она сама будет завсегдатаем женской консультации с кислым лицом и огромным животом. Правда рядом с ней не будет трепетного парня, хотя... может оно и к лучшему?
По крайней мере никто не упадёт в обморок, как вон тот слабый юноша в носках. И причёска модная его больше не красит.
Что тут началось... суета сует, бег, возня, ругань и крики будущей молодой мамочки, которую в срочном порядке куда-то уводили.
Кое-как привели парня в порядок и тоже куда-то отвели, и теперь в коридоре велись отчаянные споры — стоит ли рожать в столь юном возрасте, или лучше все-таки подождать лет тридцати?
— В эти ваши тридцать уже отсохнет всё, какой там рожать... — поджала губы тощая девочка с синими волосами. По виду даже младше той, которую повели рожать.
— А вам лишь бы ноги раздвигать пораньше!
— Молчи, курага старая. Тебя не спросили, что и когда нам раздвигать...
— Дамы, успокойтесь, дети в животике все слышат, вы разве не знали?
Наконец подошла очередь Юноны, и она бесстрашно ступила в кабинет акушера-гинеколога Светловой Е.С.
Ну по крайней мере именно так было написано на дверной табличке.
Е.С. оказалась нервной женщиной неопределённого возраста. Особо разговорчивой назвать ее было нельзя. Зато доктор часто вздыхала, с тоской то и дело поглядывала на часы и в телефон, и явно чем-то томилась.
В конце концов телефон пикнул, и она что-то там прочитав, коротко сообщила миру и Юне «Козел свинячий» и наконец спросила:
— На что жалуемся?
Синицына немного опешила от вопроса, но быстро нашлась с ответом.
— На мужиков.
— Очень смешно.
— Если честно — нет. Задержка у меня и тест положительный. Но я не жалуюсь. Вроде.
— Ясно. Ну давай смотреть.
Через десять минут она вынесла окончательный вердикт «беременность, шесть недель» и в лоб спросила, будет ли Юнона её оставлять.
— Что за вопрос? — возмутилась было Синицына, но была резво остановлена невозмутимой Светловой Е.С.