– Но почему хозяин не сменил название, когда корчма превратилась в клуб? – спросил телохранитель.

– Знаешь ли ты, к чему отсылает нас название корчмы? Что это за песнь тетерева?

Мужчина отрицательно помотал головой.

– Когда тетерев токует – а именно, поет – он перестает слышать то, что происходит вокруг. Вот мы и пришли.

На фасаде двухэтажного здания, стоявшего перед ними, был изображен большой токующий тетерев, закрывший в упоении глаза.

Внутри ожидаемо был легкий полумрак. Саер с господином Чарльстоном подошли к столику в углу здания. Банкир устроился за столом, а Саер стал за его спиной, цепко осматривая помещение.

– Уф, всегда после этой сирены на входе голова кружится. Ты тоже присядь, но за соседний столик. Здесь-то я нападения не жду, а вот когда выйдем после сделки – кто его знает… – Господин Гроуви мрачно вздохнул и потер лоб.

Телохранитель послушно устроился за другим столом так, чтобы находиться за спиной заказчика.

– Что-нибудь будете заказывать? – неслышно подошедший официант поставил перед гостями по стакану воды и повернулся к банкиру, слегка наклонив голову, ожидая заказ.

– Подожду моего собеседника, – отрицательно качнул головой банкир.

– Как пожелаете, – и официант с поклоном удалился.

Взяв стакан, мужчина отпил и слегка улыбнулся:

– Они что-то в воду добавляют, чтобы после сирен полегче голове было. Тоже попей. Ты мне нужен свежий и сосредоточенный.

Саер послушно взял воду.

Собеседник господина Гроуви оказался пунктуальным и прибыл через восемь минут – ровно ко времени встречи.

– Господин О́ррсу! – Чарльстон Гроуви привстал, протягивая демону руку.

– Рад приветствовать, господин Гроуви.

Господин Оррсу пожал руку банкиру и коротко кивнул телохранителю, безошибочно распознав, что тот с Чарльстоном. Саер в ответ встал и поклонился.

Сделав заказ, собеседники посмотрели на сцену.

– Кажется, сегодня певица запаздывает, – несколько недовольно заметил господин Оррсу.

– Нет-нет, ее выступление должно начаться через одну минуту. Она всегда начинает вовремя.

И действительно, в зале постепенно притушался неяркий свет, над сценой сгустилась темнота.

10 секунд.

5 секунд.

1 секунда.

Зал прорезала долгая нота. Она перетекала на тон выше, на полутон ниже, и снова вверх, плавно, словно лента, плывущая по воде. Она обвила каждый столик, и все звуки пропали, а изображения размылись. Был только он – и она. На сцене появился свет, направленный на девушку в центре. Она закрыла глаза и самозабвенно выводила свою длинную ленту-ноту. Казалось, она ничего вокруг не видит и не слышит.

«Словно токующий тетерев,» – подумалось Саеру.

Нота стихла неожиданно. Всем посетителям казалось, что они все еще слышат ее отголосок, хотя девушка уже перестала петь. Тишина показалась глубокой ямой, и отчего-то грудь пронзила легкая тоска. Все молчали. Было неловко нарушить эту тишину и сломать волшебство момента.

Аккуратно вступила скрипка. Тонкая мелодия плачущего инструмента разлилась по залу. К ней присоединился рояль, давая мелодии опору. И в какой-то момент в музыку вплелся голос. Эти звуки мягко заполнили собой «яму», не оставляя ни шанса пустоте. Нежный голос стер все следы тоски, оставив вместо нее нежность. Теперь певица смотрела на зал. Она встречалась глазами с каждым, даря понимание, сочувствие и прощение. Вот она посмотрела на господина Оррсу, на господина Гроуви, на Саера – взгляд не задержался ни на одном из них дольше, чем на полсекунды. Перед этой песней все были равны. Все заслуживали ее внимания. Саер почувствовал, что к его сознанию мягко прикоснулись, но что именно изменилось, не понял. Это его напрягло, но он не имел права иметь на себе ментальный щит, будучи в заведении. Господин Гроуви гарантировал ему, что все воздействия, которым подвергают в «Песни тетерева», касаются исключительно приватности остальных гостей, и на данный момент телохранителю оставалось только верить в это. «Обязательно схожу к менталисту после!»