Они оказались у воды, тут жара немного спала: незамерзающая из-за плотины выше по течению река несла вечнохолодные потоки на север. Болтая о заданиях на завтра и о предстоящем семинаре по экономике, они медленно шагали вдоль гранитного забора, за которым плескалась вода.
– Чет я устал. Присядем может?
– Лавочек нет, – осмотрелась Маша. Они сами не заметили, как прошли в часть набережной, которую еще не успели отремонтировать; кроме заросшего газона, на котором в ряд росли отливающие синим пихты, здесь ничего не было.
– Ну, давай на траву.
– Запачкаюсь, – Маша показала на свою белую футболку и голубые джинсы.
– Да забей ты, постираешь, – Володя взял ее запястье и потянул за собой на газон.
Они присели на сухую, теплую траву, тень от высокой пихты касалась носка Володиного кеда. Ветер принес с реки прохладу и запах тины, сбил прядь Машиных русых волос, и она убрала ее за ухо.
– Так что там с Антоном?
– Да ничего страшного, ожог. Неудачно вчера с друзьями на дачу съездил.
– Ох. Ну как же это, осторожным надо быть, так и сдохнуть можно, – наигранно цокнул языком Володя.
– Иди ты, – Маша улыбнулась. – Он мой парень, так-то.
– Да знаю. Знаю, – Володя вздохнул, сжал в кулаке и вырвал из земли несколько травинок.
Маша легла, положив руки под голову, не заботясь о белой футболке. Закрыла глаза, глубоко и расслабленно вздохнула.
Володя посмотрел на нее. Спокойная, светящаяся, тень улыбки на тонких обкусанных губах. Потом, прищурившись, взглянул на небо. Висели неподвижно перьевые облака, покачивались верхушки пихт. Вокруг колыхались изумрудные стебли.
– Маш.
– М?
– Будь моей девушкой.
– Ага.
– Я тебя люблю вообще-то.
– Отлично.
Володя лег на бок, подпер руку ладонью. Сорвал травинку с длинным стеблем и провел им по краю волос Маши, по ее высокому лбу, по носу с горбинкой. Она улыбнулась: «Щекотно». Травинка прошлась по гладкой бледной коже щек, по подбородку, вдоль шрамика от пореза стеклом, ниже, к длинной шее. Володя подался ближе. Ее лицо, розоватые губы, были так близко. Ему показалось, что на краткий миг она чуть разомкнула веки. Сердце сжалось, забилось быстрее, он положил ладонь на ее нагретые солнцем волосы, погладил сбившиеся пряди.
Они не двигались, застыв в сантиметрах друг от друга. Застыло и солнце, и река, и облака. Володя быстро облизнул губы, проглотил ком в горле. Рука на голове девушки дрожала, не верилось, что все это: май, жара, небо, река, пихты, блестящая бутылка воды, белая футболка, русые волосы, шершавые тонкие губы, молодость, близость, жизнь – что все это реально. Он закрыл глаза. Капали в невозвратность секунды.
– Идти пора, – прошептала Маша.
– Да, – Володя поднялся, взял рюкзак с травы, потрогал свою нагревшуюся блондинистую голову. – Жарко.
– Кепку надо носить. – Они пошли в сторону широкой лестницы.
– Ты ж не носишь.
– А мне и не жарко.
Они поднялись, вернулись на пыльные, задыхающиеся улицы, направились к автобусной остановке.
– Знаешь, – Володя засунул руки в карманы, сгорбился, – я очень хотел тебя поцеловать там.
Маша помолчала, откусила лоскуток кожи от нижней губы.
– А что не поцеловал?
Володя бросил на нее быстрый, удивленный взгляд. Девушка шла, опустив голову, крепко сжимая ремешок сумочки.
– Не знаю. Испугался. Думал, ты не хочешь.
– Понятно.
Они дошли до остановки, Володя отдал Маше так и не открытую бутылку воды. Забравшись в душный красный автобус, девушка села у окна. Володя помахал ей, она улыбнулась и помахала в ответ.
Он пошел домой, а она поехала в больницу.
Он пришел на занятия, и она пришла на занятия.
Он получил тройку, а она получила четверку.