Опасные недомолвки

Вот такая получается невеселая картина, если смотреть на Россию из России и на возможность ее примирения с Европой с точки зрения европейских же гуманистических ценностей, а не сквозь призму государственных интересов обеих заинтересованных сторон.

Но так оценивать происходящее можно, только будучи одержимым поиском истины. И ничем другим, включая чьи бы то ни было интересы. Однако история показывает: человек всегда жил и продолжает жить не истиной, а необходимостью выживания. Случались, правда, исключения. Один ради истины пошел на Голгофу. Другие решались проделать «путь наверх» через костры инквизиции. Может быть, мы потому и живем, что исключения все-таки были. Допускаю, что и само выживание возможно только через постижение истины.

С такими мыслями я перечитываю Варшавскую декларацию по случаю Европейского дня памяти жертв тоталитарных режимов от 23 августа 2011 г. Она вызывает у меня противоречивые чувства и мысли.

Если вдуматься в Декларацию с позиций истины, испытываешь естественное удовлетворение от того, что теперь с одобрения всех общеевропейских структур – Европарламента, Совета Европы, Евросоюза – такая дата в календаре есть. Это во-первых. Кроме того, вполне обоснованно коммунизм, национальный социализм или любой другой тоталитарный режим в тексте Декларации оказались в одном ряду. У подобных режимов есть, разумеется, много различий, в том числе и существенных. Но их делает типологически сопоставимыми и объединяет самая главная, глубинная сущность – античеловечность. Все они поэтому «ответственны за большинство позорных актов геноцида, преступлений против человечности и военных преступлений»15.

Однако есть два важных положения в этой Декларации, вызывающих у меня в одном случае несогласие в порядке дискуссии, а в другом – идейное возражение и даже решительный протест по существу.

Первое: о возможном возрождении тоталитарных режимов говорится гипотетически, как о назидании для будущих поколений, способных из-за недостаточного понимания и короткой памяти повторить ошибки предшественников. Возможно, подписавшие Декларацию остались в плену все той же политкорректности, и им оказалось неудобно назвать кошку кошкой в чужом доме. Но сегодняшняя Россия с возрождающимся и пока что неопознанным Западом тоталитаризмом – уже факт. Для Европы и всего мира этот неопознанный и неназванный факт – такая же опасность, как терпящий аварию самолет с атомной бомбой на борту.

Второе возражение – идейного содержания; я бы даже сказал, исторического смысла. Говоря о жертвах тоталитарных режимов, подписавшие Декларацию обходят проблему ответственности самих западных демократий за мировые кризисы и войны в ХХ–ХХI вв. Тем самым умалчивают о своей ответственности, пусть опосредованной, за жертвы тоталитарных режимов. Ведь эти режимы явились следствием и продолжением именно мировых кризисов и войн. Этим возражением я хочу сказать, что постижение истины о страданиях, причиненных людям теми или иными странами, о человеческих жертвах – не в выяснении степени вины. Речь идет о нетленных ценностях, о системе нравственных координат. Если начала нравственности человека – в его способности различать добро и зло, то ее апогей в истории человечества – в двух словах, сказанных на все времена великим Мартином Лютером: mea culpa (моя вина).

У мирового кризиса 2008 г. не только вполне вероятное «большое будущее»: сегодня весь мир замер в тревожном ожидании его еще более глубокого и бурного продолжения. У кризиса не менее грандиозная, весьма продолжительная и поучительная история – история становления и самоуничтожения капитализма. Начало этой истории просматривается уже в английской политике «меркантилизма» XV в. и в учении французских физиократов XVIII в. Продолжение складывается из следующих знаменательных вех: мировой кризис 1929 г. и Великая депрессия, «новый курс» президента Ф. Рузвельта, модель государства «всеобщего благосостояния» на основе бюджетного дефицита, разработанная британцем Дж.М. Кейнсом и проводившаяся в США с прямым государственным участием вплоть до начала 1970-х годов. Далее – сменившая ее неолиберальная, или, точнее, либерально-монетаристская, модель невмешательства государства в экономику, «рейганомика» с «тэтчеризмом», опирающиеся на теории Ф. Хайека и М. Фридмана. Следствием и продолжением мировых качелей «вмешательства-невмешательства» было сначала высвобождение доллара от его соотнесенности с золотым содержанием, а затем и от соотношения труда и капитала в финансовых операциях вообще. Тогда и были заложены основания для «надувания пузырей».