Даже если все это когда-нибудь будет доказано юридически, отвечать нынешней власти перед историей придется за гораздо более серьезное – превращение России в сырьевой придаток остального мира и последствия этого превращения. В погоне за личным обогащением и несменяемостью, чтобы овладеть и распоряжаться финансовыми потоками, власть саботировала диверсификацию российской экономики. Экспорт сырья стал главным источником и основанием дохода сросшихся бизнеса и власти. А большая часть населения оказалась просто ненужной, лишней для такой экономики. Отсюда безработица, дотационные регионы, приток иммигрантов, отток мозгов и капиталов, разбухшие бюрократия и карательные структуры.

Присвоение de facto финансовых потоков и национальных ресурсов привело к созданию сложной многоуровневой иерархии рентодержателей и рентополучателей. Архаизация социальных отношений до самых примитивных – патримониальных, рентных, а способов регулирования этих отношений – до бандитских (по договоренностям, «по понятиям») сделала коррупцию главным и единственно эффективным средством управления и удержания стабильности. Если говорить языком современного российского Уголовного кодекса, наша власть превратилась в огромную – на всю страну – «организованную преступную группу», втянув в подвластные криминальные структуры значительную часть населения. Ложь и беззаконие стали государственной нормой. Правоохранительные органы и государственные силовые структуры сделались главными вершителями и «крышевателями» преступлений. Произошла всеохватывающая структуризация власти и значительной части населения на зоологической, инстинктивной, криминальной основе.

Если в свете сказанного определить результат воздействия ельцинско-путинской власти на российское общество (точнее население), то его можно выразить в двух словах: эскапизм и энтропия.

Эскапизм – то состояние, в которое власть насильно загнала подавляющую часть населения России. Еще Герцен заметил, что государство расположилось в России как оккупационная армия. Сегодня враждебность русской власти к своему населению в очередной раз достигла апогея. Ответная враждебность тем не менее пока массово не выплескивается наружу, поскольку у общества (населения) еще нет способности к организованному протесту и уже нет воли для протеста стихийного. Каждый ищет и находит свою нору.

Энтропия, постоянно нарастающая в обществе, свидетельствует уже не об очередном кризисе, а об умирании, уходе с исторической сцены русского социокультурного типа самодержавного властвования и рабского жизнеустройства. Но нынешней власти удалось все-таки в интересах самосохранения и на сей раз сыграть на русских архаизмах, которые актуализировались в условиях глубочайшего кризиса последних двух десятилетий. Особенно удалась игра на древнейших и наиболее устойчивых струнах – на патернализме и способности выживать в социальном пространстве за пределами морали, нравственности и человеческого достоинства, не различая добро и зло, на уровне животного существования, на грани жизни и смерти.

Обе эти сущности – эскапизм и энтропия – наиболее наглядно проявляются в том, что мы предстали сегодня страной манекенов и симулякров. Параллельно со стихийным самоструктурированием России на основе теневых отношений и коррупции власть осознанно и целеустремленно занималась строительством здесь же, на той же стройплощадке, второй – виртуальной, мнимой – реальности. За два десятилетия страна покрылась густой сетью всевозможных институтов, партий, общественных советов, комитетов содействия, судов, прокуратур, академий, фондов, комиссий, полиций и министерств. Мир не знал еще такого размаха в созидании пустоты и столь глубокой пропасти между мнимым и действительным в одном и том же учреждении, в одной и той же жизни, в каждом человеке. Только гениальные Гоголь и Булгаков оказались способны подсмотреть из своего далекого прошлого фантасмагорическую реальность и холодящий кошмар нынешней России.