Увы, несть пророка в отечестве своем. Поэтому моя кондитерка и пахучий чай держались лишь на личном бренде: в отличие от залежалых французских зефирок, я качество гарантировала. Мой товарный знак — буквы EOSt, Эмма Орлова-Шторм, и нарисованная сверху голубка, в честь имения, — был известен от Архангельска до Каира и от Нерчинска до Нью-Йорка.

Ну и шоколад, конечно же, шоколад! Куда без него. Но об этом позже и подробнее, больно занятная вышла с ним история.

Кроме продовольствия, было много всего прочего. Но за этими размышлениями я уже дошла до особняка. Пора из промышленницы и финансистки превращаться в хлебосольную феодальную хозяйку. Что, кстати, очень и очень непросто.

9. Глава 9

Рассуждая о своей коммерческой империи — чего прибедняться, не такой и маленькой, — я постоянно вспоминала анекдот про интервью миллиардера.

— В детстве я купил десять яблок за доллар и продал в розницу, заработал два доллара. Потом я купил двадцать яблок и продал за четыре доллара. Потом…

— Вы купили сорок яблок?

— Нет, умер дядя-миллионер и оставил мне наследство, а потом я стал миллиардером.

Вот уж не знала, что стану героиней этого анекдота, когда перенесусь в XIX столетие. Около года я выживала, что-то зарабатывала, тотчас же тратила, вернее, вкладывала в новые производственные проекты. Маленькой Лизоньке купила попугая на ярмарке… пожалуй, единственный предмет роскоши. А потом получила наследство от дальнего родственника первого мужа.

Наследство далось с борьбой и волнениями — оказалось, что именно с ним была связана вся криминальная паутина, что свивалась вокруг меня едва ли не со второго месяца моего пребывания в скромной усадьбе Голубки. Из-за него я пережила самые страшные дни новой жизни. Зато награда оказалась и большой, и разнообразной: и деньги в банке, и владения в разных губерниях, и особняк в Москве, счастливо уцелевший в пожаре 1812 года. Все мои нынешние заводы-пароходы, проекты элеваторов-экскаваторов — отсюда.

Однако наследство оказалось с социально-родственным обременением. Пока я была мелкой помещицей, мне приходилось терпеть визиты таких же соседей-помещиков, чуть скромней или чуть богаче. Когда же богатство сделало меня дамой высшего света, пришлось вести светскую жизнь. Муха-Цокотуха, купившая самовар, могла бы и не звать гостей — сами бы явились букашки-таракашки.

Впрочем, я, еще не вступив в большое наследство, пришла к выводу, что светской жизнью пренебрегать не следует. Во-первых, такое общение идеально для знакомств и контактов. Можно обзавестись коммерческой агентурой, которая вовремя узнает, что такой-то князь разорился и готов поскорее продать полотняный завод, но иногда полезно подтвердить эти данные в светской болтовне. И уж точно не всякий агент вызнает, что казенные чугунолитейные заводы в Олонецкой губернии работают в убыток, поэтому правительство будет радо продать парочку из них.

Во-вторых, что еще важнее, социальная репутация. Без нее от любых серьезных проектов, связанных с взаимодействием с высшей властью, придется отказаться. Я знала, что за первый год стяжала репутацию чудачки, сумасбродки, оригиналки, а получив наследство — еще и выскочки. От существительных никуда не деться, но можно позаботиться о прилагательных. Стать интересной чудачкой, учтивой и гостеприимной сумасбродкой, доброй, приветливой и щедрой выскочкой.

Правда, и в моем гостеприимстве были свои чудачества. Так, еще в Москве я отказалась от двух важнейших составляющих тогдашнего модного светского вечера: балов и карт. Бал — история очень дорогая, да и конфликтогенная, вплоть до обмороков и дуэлей. По этой же причине в доме не водилось карт — шулера-аристократа без скандала не выставишь, проще лишить его смысла переступать порог. Да и проигравшиеся бедолаги чаще вспоминали не того, в чей карман перешли последние мятые ассигнации и долговые расписки, а того, в чьем доме произошла эта неприятность.