***

Лизонька и компания удалились играть на берег пруда. Павловна приглядывала за ними, а я, тоже повернувшись спиной к кустам, участвовала в дискуссии о курьерской службе. Перешла к телеграфу, принялась доказывать, что его электрическая разновидность рано или поздно вытеснит любую другую — например, оптический телеграф. Как и прежде, приходилось постоянно сдерживаться от смеха или негодования — уж очень наивно-уверенными были аргументы царевичей.

Да столь ли наивными? Оптический телеграф, в первую очередь распространенный в эти дни телеграф Шаппа, понятен в действии и не требует новых производств. А вот электрический телеграф нуждается в создании электропромышленности — нужны особые провода. Пожалуй, лучший аргумент — когда протяну такую линию из Новой Славянки в свою питерскую контору и передам сигнал.

Диспут не закончился, когда примчался Павлуша с большой сумкой. Не прошло и десяти минут, как Павловна, присев на соседнюю скамейку, починила царские брюки.

— Вы, ваше генеральское благородие, отдайте мастеру их перешить, я-то так, на живую нитку прихватила, — оправдывалась старушка.

Между тем от ворот спешил некий придворный чин. Пренебрегая старым анекдотом, что бегущие люди такого ранга вызывают смех или панику, он с ходу поклонился мне, подскочил к великим князьям и стал шептать что-то умоляющим тоном.

— Увы, госпожа Шторм, — с искренним вздохом заметил Николай Павлович, — сегодняшнее наше знакомство с вашими механическими диковинками завершено. В город нас доставит не пироскаф, а карета. Благодарю за прием. Мы много интересного увидели, вы — важное услышали.

Важное услышала… Это, верно, про расследование Михаила Федоровича. Все самокатное веселье будто ветром сдуло.

Между тем Николай Павлович обратился к Павлуше:

— Откуда ты такой, малый не промах?

— Второй год у Эммы Марковны учусь техническому делу, — ответил мальчик и, понимая, что такой информации недостаточно, добавил: — Сын фейерверкера.

— Унтерский сын, значит? — уточнил царевич, а Павлуша смущенно кивнул. — Почему не кантонист? Ладно, чего спрашивать. В Первый кадетский корпус тебя зачислить нелегко станет, да мне посильно. Будешь рад?

— Был бы рад, — твердо ответил Павлуша, — да обещался Эмме Марковне у нее учиться.

— Похвальная верность, — заметил Михаил Павлович, — только вот с каким чином у Эммы Марковны выпустишься?

— Ваши имп… Ваши превосходительства, будьте любезны… — едва не плача проговорил придворный, чуть ли не изображая бег на месте в направлении ворот.

Я тепло простилась с царевичами, будто не получила два холодных душа за пару минут. И проблемы моего упрямого мужа. И проблема всех моих учеников, о которой я старалась не думать… Ладно, все проблемы решались, решатся и эти.

Мы направились домой под аккомпанемент доброго ворчания Павловны. Павлуша как ни в чем не бывало шел в окружении сынишек и юных гостей, показывал Алеше, как можно разогнаться на самокате и как надо тормозить и соскакивать. Лизонька отстала, показала, чтобы отстала и я.

— Маменька, — сказала она, понизив голос, — ты знаешь, что рисовал младший ца… младший гость?

— Нет, милая, — ответила я, мысленно поблагодарив дочку, что она не разоблачила прилюдно инкогнито визитеров, хотя все прекрасно знала.

— Маменька, а почему Алешка третий раз катается подряд?! — крикнул подбежавший Сашка, и дочка замолкла. Видимо, рисунок Михаила Павловича тоже был тайной.

***

Путь до усадьбы был недолог, к тому же меня постоянно отвлекали, и не только дети с самокатом. Из дома явился посыльный с докладом о новых гостях, а из конторы — секретарь с донесением от моего самарского представителя: появилась возможность купить большую партию пшеницы с хорошей скидкой. Ответить следовало поскорее, а значит, и обдумать немедленно.