Твою же мать! Перспектива застрять в пустынных, тысячекилометровых каньонах долины Маринера меня не радует. Выбора нет, надо вызывать подмогу. Марсианский спецназ должен решать проблемы самостоятельно, но сейчас командованию придётся вмешаться.

– Большой Гром, говорит Арес, у нас…

В этот момент турбины захлёбываются, и мы летим в тартарары. Дед что-то кричит, борясь с управлением. Нутром чую стремительно приближающуюся поверхность. Сила тяжести у нас меньше, но при падении с такой высоты это не спасёт. Тем более, что атмосфера Марса тоньше земной и затормозить о неё стремительно падающей машине не получится.

Выстреливает и снова вырубается левая турбина. "Шмель" закручивает, он начинает заваливаться на правый бок. Похоже, всё. Отлетались вы, товарищ гвардии капитан.

Машину снова встряхивает и падение слегка замедляется. Внезапно оживают двигатели и нас вдавливает в кресла. "Шмель" кое-как выпрямляется и скользит вниз по крутой глиссаде. В иллюминаторе растёт, приближаясь, мрачная, красноватая равнина, усыпанная острыми валунами. Ну же, дед, тормози! На такой скорости камешек покрупнее легко пропорет транспортнику брюхо, после чего наши нежные тушки разметает по окрестностям так, что не спасут никакие экзокостюмы.

И дед тормозит. Из развернувшихся против движения турбин с рёвом бьёт раскалённый добела газ. Где-то под днищем гудит и щёлкает – выходят посадочные опоры. Словно древний земной самолёт, "Шмель" задирает нос, готовясь к приземлению с непогашенной горизонтальной скоростью. До поверхности – считаные метры.

Гоню от себя мысли про острые камни под днищем. Закрываю глаза и намертво вцепляюсь в поручни.

– Держитесь! – орёт дед.

Удар и скрежет. Инерция неумолимо тащит покосившуюся машину вперёд, слегка разворачивая её в сторону. Меня болтает в ремнях как пушинку, пару раз неслабо прикладывая о переборку. Эфир забит матом, на этот раз я не вмешиваюсь, давая ребятам выпустить пар.

Пропахав пару десятков метров, транспортник замирает, покосившись на левый бок. Тихо свистят останавливающиеся турбины, где-то в недрах машины гаснет, остывая, неисправный реактор. Бортовой включает свет и роняет аппарель в расчёте на то, что снаружи ждут не дождутся спасатели и врачи. Но нет тут ни спасателей, ни врачей. Здесь вообще ни хрена нет, кроме песка и камней. До ближайшего купола Фарсида-2 по прямой восемьсот километров, а ведь нужно ещё подняться по многокилометровой, почти отвесной, стенке каньона.

Кое-как отстёгиваюсь и встаю, прислушиваясь к ощущениям. Как ни странно, ничего не болит.

– Группе рассчитаться и доложить статус.

– Второй в порядке.

– Третий в порядке.

– Четвёртый в норме.

…

– Восьмой в норме, но повреждена батарейка, видимо, от удара при посадке. Сижу на резервной.

Не страшно, в рюкзаках полно запасных.

– Девятый в норме.

– Десятый в порядке…

…

– Двадцатый не в порядке, нога болит, не могу встать, похоже на перелом ступни.

Неприятно, но до эвакуации доживёт.

– Товарищ майор, вы как? – вспоминаю про летуна.

В ответ раздаётся глухой стон. Пошатываясь, прохожу к кабине. Дед сидит в кресле, даже не отстегнувшись. С трудом поворачивает голову ко мне.

– Вы… целы? – мычит он.

– В порядке мы, отец. С тобой-то что?

– Не… не знаю… – разговор даётся ему с трудом. – Ног… не чувствую… Когда сели… в спине хрустнуло… аж… в глазах… потемнело…

Похоже на перелом позвоночника. Это как же его шарахнуло? Повезло всё-таки нам, что целы остались.

– Сиди, отец, не двигайся, я сейчас помощь вызову, – аккуратно хлопаю его по плечу и выхожу на связь с командованием.

– Большой Гром, говорит Арес. Из-за поломки реактора совершили экстренную посадку в Лабиринте Ночи. У нас два раненых, один тяжёлый, требуется срочная эвакуация.