Мы с капитаном кивнули.

– Чем я могу помочь? – спросил я.

– Лежи и не отсвечивай, – ответил капитан. – Не знаешь броду…

– Можешь выпрыгнуть в окно и бежать, – посоветовал майор. – Тут невысоко. Только тихо!

Я упрямо мотнул головой. Там, наверху, забаррикадировались в актовом зале самые близкие мне люди. Я не мог их бросить. Мы должны, обязаны защитить их любой ценой. А если они погибнут, то и я лягу рядом с ними.

От злости и осознания собственного бессилия я готов был разрыдаться.

Прикоснувшись к сенсору, капитан активировал табельный импульсник. У майора была "машинка" посерьёзнее – плюющийся разрывными иглами "Баринов". Вместе с ним я залег за добротным столом из толстого пластика. Капитан притаился за шкафом, выключив свет. Потянулись мучительные секунды ожидания в тусклых, красноватых сумерках марсианского вечера. Где-то вдали, слишком далеко, завыла наконец милицейская сирена.

В коридоре послышались голоса, грохнула распахнутая ударом ноги дверь класса. Потом другого. Третьего. Судя по звукам, террористы были все ближе. Я вцепился в ножку стола и закрыл глаза. Зайдут или пройдут мимо? Зайдут или…

Они не зашли. Поняв, что в классах пусто, террористы, злобно матерясь, побежали к лестнице на второй этаж. Как только их голоса чуть отдалились, майор с капитаном выскользнули в коридор и открыли огонь.

Когда они вернулись, мне показалось, что прошла вечность. Капитан хромал и держался за бок, по его тёмной форменной рубашке расползалось пятно. Майор осторожно усадил его на стул и что-то кричал в окно. По нашему скверу, высадив ворота, мчались красновато-коричневые броневики Службы Безопасности Марса. Бледный капитан смотрел на меня и виновато улыбался, как будто ему было неудобно портить мне настроение своим ранением.

На следующий день я написал письмо с просьбой зачислить меня курсантом в СБМ. С жизненным выбором я определился раз и навсегда.

Резкий рывок выбрасывает меня из приятного забытья. Разлепив глаза, пытаюсь сосредоточиться. Прежде чем мозг окончательно просыпается, "шмель" ухает вниз на добрые пару десятков метров.

– Что происходит? – пытаюсь докричаться сквозь шум двигателей до летуна. Тот не отвечает, а я внезапно осознаю, что вместо привычного рокота турбины надсадно воют.

Делаю знак группе закрыть забрала. Выхожу на общий канал, который тут же взрывается возмущёнными голосами бойцов.

– Доброе утро, дети!

– Мамочку твою, слетал на учения!

– Спокойно мужики! Похоронят красиво, рядком!

– Разговорчики! – прицыкиваю я. – Товарищ майор, доложите обстановку.

Некоторое время он не отвечает, потом в шлемофонах звучит резкий и короткий сигнал тревоги. Свет в отсеке гаснет, над входом в кабину загорается красный индикатор. "Шмель" начинает резко снижаться.

– Значит так, сынки, – голос деда глух и напряжён. – Реактор барахлит, может заглохнуть в любой момент. Ищу место для посадки, она будет жёсткой, готовьтесь.

– Всем пристегнуться, – приказываю я.

Через иллюминатор напряжённо вглядываюсь в марсианские сумерки. Мне на секунду кажется, что я узнаю местность внизу. По спине пробегает холодок.

– Товарищ майор, где будем садиться?

– Лабиринт Ночи, – его ответ подтверждает мои худшие опасения.

– Да ты сдурел, дед? – взрывается Третий. – Там же нет ни хрена, там спутник не везде добивает! Мы как оттуда выбираться будем? Мы же там…

– Отставить, лейтенант! – осаживаю его я. – Товарищ майор, вариант дотянуть до равнины есть?

– Нет такого варианта! – голос деда срывается. – До берега сто километров минимум, а у нас реактор глохнет. Думаешь, мне самому туда охота?