Он трижды встречал на пути этих странных одиночек в длинных, до земли, серых одеждах-сутанах. Встречал не на переходах, а в тавернах и на улицах селений. Каждый такой Миротворец действительно владел тонким гладким посохом длиною в человеческий рост. Посохи, несомненно, ковали искусные мастера. Все три жезла, что он видел в руках Жрецов по дороге, были украшены круглыми навершиями. Два крыла, каждое с ладонь, под которыми сплелись две змеи, завершали ансамбль. Посох Жреца – штука громоздкая и не очень удобная как для ходьбы, так и для сражений. Сами Миротворцы называли эти посохи кадуцеями.

Вокруг Жрецов ходило много слухов. Славой они пользовались недоброй. Побаивался их народ, пусть и называл Миротворцами. Мало кто осмелился бы подсесть к такому за столик в таверне и заговорить. А если кто отважный и задал бы вопрос Миротворцу, то вряд ли получил бы ответ. Молчаливые они были, людей не сторонились, но и к себе близко не подпускали.

Все чужое народ недолюбливает, наделяет всякими жуткими качествами, приписывает всякие недобрые свойства. Вот и про жрецов говорили, что только могли придумать. Что служат они каким-то кровавым богам (кто вообще помнил нынче о богах?), что живут все в одном горном Храме, который называют Последним, что проводят они омерзительные обряды, для которых отлавливают по ночам на равнине отбившихся путников. Так что встретить такого в одиночку меж поселениями все равно что повстречаться с тенью. А может, одно и то же.

Много более понятных, а потому менее страшных опасностей подстерегало путников на равнине. Ближе к подножию гор, меж каменных карьеров и холмов, обитали мягколапые сфинксы. Он видел одного такого издалека несколько переходов назад, когда обходил овраг горной тропой. Как большая лесная коша, только абсолютно лысый, без меха. Серая кожа сфинкса делала его неразличимым меж камней. Подкрадется такой в сумерках – и не заметишь. Но сфинксы держались в стороне от людей, предпочитая охотится на отбившихся от стад ослабевших горных крабов или старых, менее шустрых броневепрей.

Еще из известных угроз ближе к устьям рек в земляных хижинах и скальных пещерах жили рыбоведы. Жили двумя-тремя семьями, собирали ягоды, делали запруды на стремнинах, чтобы легче было лапами вытаскивать из воды большущих серебряных рыб-голышей. Поговаривали, что эти косматые огромные звери были настолько разумны, что сами обустраивали борти в редких зарослях на склонах, где выращивали диких жужелиц и добывали медовый нектар. Не лезь к таким – первыми не тронут. Но если забредешь случайно к их берегам, заломают и скормят рыбам, чтобы сам тут не бродил и никому больше не мог раскрыть к ним дорогу.

Солнце неумолимо клонилось к Западу, приходилось щурить глаза, шагая вслед за Солнцем. Вот оно уже коснулось краем диска шипов на хвостовом гребне Дракона. Забагровела тонкая полоса закатного зарева.

– Не успел. Печально, – сказал он в закат.

Печально. Долгий путь окончен. Вряд ли ему повезет пережить эту ночь на равнине. Он зачем-то ускорил шаг, хотя теперь это уже было бессмысленно. Со стороны гор накатил холодный ветер. Он поежился, оглянулся по сторонам. В лунном свете равнина открывалась глазу на много шагов, но нигде не было даже намека на укрытие. Он твердо решил не останавливаться, идти всю ночь в сторону зарева. Может быть, суждено ему угодить в воронкообразную ловушку могильщика, или повстречаться с тенью, или попасть в лапы сфинкса, или быть затоптанным стадом броневепрей, или уготована роль жертвы в Храме Жрецов. Ну и пусть! Он встретит судьбу не дрожащим от страха на земле под походным плащом, а уверенно шагающим к своей мечте.