Песня перетекала в песню, история – в историю. Каждый новый сказитель что-то забывал, что-то добавлял от себя. Многое зависело от публики. Пьяные мужики в таверне ждали сальных историй, и рассказчики говорили о доступных женщинах, об обнаженных телах и страстных оргиях. Люд на площадях жаждал крови и зрелищ, и актеры разыгрывали представления о лишениях и страданиях, о бунтах и войнах, о преступлениях и наказаниях. Детишки на ярмарках просили волшебства, магии, неразгаданных тайн и невиданных созданий, и певцы слагали песни о злых чародеях и хищных чудовищах.

Купцы в караванах брали сказителей в дорогу, чтобы те пели о несметных богатствах и древних сокровищах. Поселковая стража и купеческая охрана требовали песен о сражениях, и герои песен бились с врагами, со злом, друг с другом и всегда побеждали. Городские Набобы на свадьбах дочерей хотели слышать сказки о счастье и вечной жизни – почему же не рассказать им об этом? Просили смеха – сказители давали смех, просили слез – зрители получали слезы. Такова работа лицедея – делать лица, создавать нужную правду на потребу толпы.

Так из года в год тысячи ушей и сотни уст создавали удивительную легенду о далеком Городе. Городе, где сбываются мечты, где нет голода и едких ливней, да что там! – где нет самой смерти. Где все богаты, одеты, сыты, где никто не болеет и все живут вечно, а главное, для обретения всей этой благодати не нужно делать ровным счетом ничего. Нужно просто найти этот Город, нужно просто дойти до него.

Он и сам пел, рассказывал, придумывал, играл, добавлял яркие сцены, убирал скучные места и затянутые сюжеты. И однажды, пропев легенду о Городе в очередной раз, он сам поверил в нее. Поверил настолько крепко, что, доев заработанную в таверне миску супа, набросил на плечи дорожную суму и отправился туда, где, по указанию всех вариантов этой сказки, должен находиться Город, – отправился вслед за солнцем вдоль бесконечного Немого хребта, от головы Дракона к его изогнутому хвосту.

Если бы он вел счет времени в днях, то с удивлением узнал бы, что сегодня разменял уже четвертую сотню. Но он измерял пройденный путь событиями, а не каким-то временем. События – это то, что оставляет след в жизни, в памяти, за что можно ухватиться, что приносит действительную пользу или наносит действительный вред. О времени можно лишь размышлять, оно нужно лишь для того, чтобы считать его безвозвратно утерянные части и даже малого представления не иметь о частях, оставшихся впереди. Так что для него время не имело значения. Этот мир вообще не терпел абстракций, этот мир любил конкретику.

Темнело быстро, что вызывало тревогу. На открытом пространстве ночью можно повстречать кое-кого и пострашнее диких псов. С темнотой на равнину выходили охотится тени. Никто не мог бы рассказать, как выглядят тени, чем они опасны, как им противостоять, как от них спрятаться. Если кто из путников неосторожно отдалялся ночью от каравана, то просто пропадал – без каких-либо звуков, без каких-либо следов. Ни отпечатков лап, ни крови на камнях, ни брошенных вещей, ни лоскутов одежды – был человек, и нет его.

Чем меньше могли рассказать очевидцы, тем больше могли додумать испуганные слушатели. В местах исчезновений наблюдали только переливы серого и черного, игру теней – вот и все, что можно рассмотреть глухой ночью на расстоянии. Потому и прозвали загадочных похитителей тенями. И каждый рисовал зверя, добавлял деталей в меру своих фантазий и страха. Так что опасность скрывалась не только в ночной равнине, но и в головах путников.

Еще рассказывали о Жрецах таинственного храма, Последнего Храма, – о Миротворцах. Согласно легендам, такое прозвание заслужили они еще в Эпоху Воюющих Банд, когда семеро Жрецов, вооруженных одними посохами, защитили мирную деревню от сорока Разбойников. Разбойники обирали все поселения в округе, так что, защитив одну деревню, Жрецы спасли от разорения целый край. Благодарные жители поделились с защитниками запасами продовольствия и прозвали их Миротворцами. Скорее всего, эта легенда была эхом более древних сказаний, но название прижилось.