Торопятся троллейбусы на взлёт,

Визгливым звуком в небеса взлетая

И пропадая раньше, чем златая

Озвученная пьеса жизни, – мёд

Утрачен резкостью треклятого звонка —

Убогого вершителя прогресса.

По этому звонку стартует пресса

Торпеду запустить под облака.

Так вынужденность, порождая стресс,

Вгоняет в обязаловку страдания,

Когда умрут старейшие предания,

Предательству очистив лучший лес

Под вырубку.

Расхристанностью душ

Смердит в окно – закрыть или проснуться?

Стеклянные опять кидают блюдца —

О, терпелив асфальт в просветах луж!

День начался фейерверками идей,

Неисполнимых в силу не проекта,

А пустозвонства стёкол интеллекта,

Сбирающихся в башню из сетей.

2001, август, 17.

* * *

В прозрачной нежности в глубоком хрустале

Забылся сном полупрозрачный эльф:

Густые сумерки – на призрачном столе

Калачиком – закутан в душный мех.

Дыханье-эхо бродит наверху,

По краешку стакана дребезжа.

Усталый гном в оранжевом меху.

Разрезан смех по лезвию ножа —

На горький смех и на усмешку меж

Беспомощным не выкриком судьбы,

А поворотом эха цвета беж

В воронке сквозь песок – в момент ходьбы

Облезлой пешкой в дамки – крышкой вверх,

Пока судьба – не беспросветный гроб,

Стакан прозрачный воздуха сквозь смех

Зажав с тобой напополам. Ты – Бог!

2002, 18 ноября

Вращение песочных часов

Стихи написаны под впечатлением семинара «Ключи смысла» Аркадия Ровнера

Гребите к берегу! Харон мертвецки пьян.

Свисает борода в пучину Леты,

Натруженные руки, выронив монеты,

Цепляются за скошенный бурьян

Разбросанных по берегам надежд.

Жерлом пожрала вечность скользкий прах

Младенческих культур.

Дрейфуют флаги

И угол дрейфа не измерить: «И – у – ах», —

Устало выдыхают саркофаги

Правителей, кумиров, лжебогов.

Мерещится Помпея до крушения

И Вавилонской башни призрак ждёт решения

В живых обломках мёртвых языков.

2001, июль, 26.

Весенний дождь вечером

Студенистая мгла вырывалась наружу дождём.

Вороватые пальцы нащупывали твою душу.

Поперечный мотив вертикалью своей не нарушу.

Пусть латает прорехи печаль. Счастья мы подождём.

Распахни свою дрожь перед птицей, висящей крестом

Над смущённым сознаньем и будущим осознаньем:

Ты – частица Вселенной, и даже твой выдох простой

Поколеблет пространство волной и твоим осязаньем,

Отраженьем в тебе животворных её родников.

Никогда пусть назад не вернут тебя отблески слов.

Дождик – это посредник. Сквозные его зеркала

Длинным эхом ложатся в твои потайные глубины.

В цвет весны он окрасил «мудрейшие ваши седины».

Между сердцем и небом его лишь весна соткала.

Искупленье грехов всесвязующей нитью дождя.

Все ответные импульсы замерли в точке открытий.

Небо вынырнуло в сердце уханьем завтрашних сов.

Светлый миг исцеленья дождём знаю не по наитию —

Все подкожные клетки бунтуют, о жажде твердя

Разлинованным эхом в глубинах растраченных слов.

2001, апрель, 5.

Вечерние улицы

Я блуждаю по лунным просторам засвеченных улиц

И тону в звонкой нежности света из окон квартирных.

Я вбираю всем сердцем те звёзды, что к ночи проснулись

И блуждают по улицам, плавно рисуя пунктиры

На горящих асфальтах и мокрых путях бездорожья,

Где ведут лабиринты без нитей назад-возвращенья,

И орут колокольца на шапочках скоморошьих

Околпаченных судеб, снискавших у неба прощенья.

Я вхожу в разветвленье дорог жажды ищущим корнем,

Нахлебавшимся неба до колик игольчато-звёздных,

Я желаю огня, ввысь ведущего к таинствам горним,

Праязык открывая на лестницах скал моих грёзных.

Обжигая язык, я сквозь слезы глотаю столетья,

Проникая в их мутную суть из разбавленных ядов.

Слышу: жадно по следу за мной режут посвисты плетьи —

Воспитанья издержки, смычки расхождения взглядов.

Я лазурную зыбкость ловлю убегающей кожей, —