Он в молчании допил свой чай, заказал ещё, потом продолжил – ровным голосом, словно говорил о покупке сосисок и стирального порошка.

– Какое-то время назад я перестал убегать. Перестал принимать таблетки. Перестал отмахиваться от галлюцинаций. Перестал считать себя больным.

– Звучит как исповедь саморазрушения. Помогло?

– Нет, кончено. Приступов больше нет, потому что теперь я вижу эту дрянь непрерывно.

Марья содрогнулась при мысли о такой перспективе.

– Ну и зачем тогда?..

– Чтобы понять. Если моя личность в порядке – а наш общий знакомый, Игорь Вячеславович, утверждает, что это так, но болезненное состояние налицо – значит, что-то не в порядке. Но не со мной. Как ты думаешь, насколько вероятно совпадение, при котором два незнакомых человека страдают одинаковым расстройством и видят идентичные галлюцинации?

– Одна культура, похожая среда, вот и…

– Не «похожие» галлюцинации, рысенька. Идентичные.

– Как ты меня назвал?!

– Рысенька? – он, казалось, и не заметил Марьиного возмущения. – Это из-за причёски и цвета волос.

– А вилкой в глаз? – ядовито осведомилась она.

– Не надо. Это больно.

– Тогда за языком следи!

– Хорошо.

Он замолчал, гляди прямо перед собой.

– Ну и? Ты закончил исповедь?

– А? – встрепенулся незнакомец. – Я думал о том, как не сказать лишнего. Психиатрические проблемы несколько сокращают круг друзей, знаешь ли. Теряются навыки общения.

– Знаю, представь себе. Что там про галлюцинации?

– Лестницы, сады, башни… Порой описания совпадали вплоть до мелких деталей. Порой – отличались. Либо мы черпали вдохновение в одних и тех же источниках, либо – и впрямь видели одно и то же.

– И ты выбрал самый сказочный вариант.

– Почему нет? Я научился… приближаться к этим вещам.

– Стал сильнее сходить с ума, ты хотел сказать.

– Что-то вроде. И меня не отпускает мысль, что туда можно попасть.

– Запросто. Ты ещё веществами закинься – и попадёшь. С гарантией. Может даже, насовсем.

На равнодушном лице расплылась улыбка. Кривоватая, если не сказать – хищная.

– Насовсем меня не устраивает. Вполне хватит какого-то времени.

– И зачем?

Марья порядком утомилась, но заканчивать разговор не спешила: в конце концов, хоть какое-то развлечение.

– Я ведь уже упоминал. Решить проблему радикально – уничтожив её источник.

– Чувак! Если бы ты попал в Нарнию, ты бы сделал из тамошнего льва чучело?!

– Именно!

– Тьфу!

– Тебе жалко льва?..

– Терпеть не могу Льюиса с его христианскими закидонами. Но я, в отличие от тебя, ещё не слетела с катушек полностью.

– Разве? Когда ты видишь гниющий труп, у тебя есть три пути: убрать его, уйти – или выколоть себе глаза, чтобы не видеть. Заодно заткнуть нос. Уйти ты пыталась – не получилось. Выкалывать глаза ты тоже пыталась, верно?

– Ты и это прочёл?

– Вряд ли меня лечили по-другому. И по доброй воле я те лекарства принимать больше не буду. Остаётся третий путь, не находишь?

– Это безумие.

– Да. Но кто мешает попробовать?

– Здравый смысл. И зачем для этого нужна я? Лезь в волосатый шкаф или куда там ещё, может, завтра помашешь мне ручкой из разноцветного сада.

– Я бы так и сделал, но есть нюанс.

– Всегда есть нюанс.

– Ты – мой ключик.

– Нарываешься на вилку?

– Я – такой же, как ты. Просто стучусь об эту стену лбом куда дольше. Хожу, ломлюсь в открытые двери – а они пропускают меня насквозь вместо того, чтобы впустить в себя. Представляешь? Вижу, но потрогать нельзя… Как в дурацком сне – в детстве мне снились такие. Чудесные игрушки, исчезающие поутру.

Теперь он в самом деле походил на безумца. Глаза сверкали, руки… нет, руки не тряслись. Они продолжали аккуратно, как механизмы, орудовать ложечкой и подносить чашку к губам. Разительный контраст между взглядом, словами и языком тела.