У входа в Палату тесаных камней13 было порядка двадцати охранников первосвященника. Однако вокруг все было окружено римскими солдатами. Вдруг раздался шум, и еще с три десятка всадников въехали с западной стороны. За ними с гулом топали еще около двухсот солдат в полном обмундировании: кто с мечами и щитами, кто с копьями, в доспехах и шлемах. Видимо, это была часть легиона, который размещался в замке Хасманеев. Всадники взяли толпу в кольцо. Шестеро из них поскакали к крыльцу синедриона и не спешившись с коней прошли через охранников первосвященника и встали позади них у самых дверей. Напряжение нарастало. Солдаты рассредоточились вокруг толпы и перекрыли все улицы, ведущие к площади. Вслед за этим еще сорок солдат подбежали к дверям и окружили охрану духовенства. Охрана была вынуждена отступить к толпе. Один оступился, и римлянин толкнул его копьем в спину – он упал. В ответ четверо из охранников схватились за кинжалы, готовясь достать их из ножен, на что первый ряд римских солдат обнажил мечи, а крайние в ряду направили копья в сторону стражников. Те медленно отступили, не снимая рук с рукояток кинжалов. Воздух накалился от напряжения. Военачальник в шлеме с посеребренным поперечным гребнем врезался в толпу на коне и загарцевал на месте между солдатами и охраной. Его панцирь был украшен наградными бляхами на цепи, а рука сжимала палку из виноградной лозы, знак его власти. Он злобно осмотрел толпу и, оскалясь, крикнул:
– Вам что жить надоело? Даже не вздумайте прикасаться к оружию, иначе вся площадь сейчас наполниться кровью!
Из толпы раздалось: «Всех вам не убить! Убирайтесь в свой Рим! Дайте нам служить нашему Богу!»
Иоанн тоже хотел что-нибудь выкрикнуть и даже начал перебирать в уме подходящие фразы, но передумал: умирать он точно не был готов, а вокруг все окружено солдатами. Центуриона ничуть не смутили выкрики, и он так же сурово продолжал взирать на охрану и народ.
– Это не имеет ничего общего с вашей верой! – бросил он в толпу. – Поймана банда преступников, и сейчас решается их судьба!
– Вы сами преступники! – послышалось прямо позади Иоанна. Он обернулся в испуге, что кто-то может подумать, будто это он. Сердце забилось, ноги затряслись. Да, он еще явно не был готов к таким событиям. Храбрости пока не хватало. Он стал отступать в глубь толпы и тут заметил священников, узнав их по одеяниям. Среди них был и Аарон. Иоанн смутился и стал проталкиваться дальше. К его страху, что может пролиться кровь и начнутся беспорядки, добивалось волнение, что может вскрыться нарушенный им приказ дяди оставаться дома.
Начинало темнеть. Из-за спин солдат, что перекрывали проходы с улиц к площади, было видно, что толпы горожан стекаются с разных концов города. Наверху открылись ворота, те самые, украшенные искусной резьбой, через которые тетрархи и свита, а прежде и царь входили на Храмовую гору. На мосту появилось около десятка представителей духовенства, они направились в здание. Это приковало внимание людей, и после того, как солдаты пропустили их внутрь, толпа разразилась радостными криками. Прошло еще немного времени, и вокруг стали зажигаться факелы. Вдруг, по сигналу военачальника, к Палате тесаных камней сбежалось около тридцати-сорока солдат, которые усилили блокаду двери, после чего военачальник с восемью солдатами вошел внутрь. Толпа стала недовольно шуметь. Доносились крики. Но вскоре, хотя уже спускались сумерки, все заметили, что центурион с теми же солдатами вышел на мост и направился в сторону Антонии. Кто-то даже спутал его с префектом и стал кричать из толпы: «Смотрите, Грат! Грат с ними!» Военачальник еще взбирался на коня, когда из здания вышел первосвященник Каиафа и, поприветствовав толпу жестом, дал понять, что договоренность была достигнута и народ может возвращаться по домам. Солдаты тут же расступились. Часть последовала в Антонию, а центурия, что пришла из дворца Хасманеев, направилась обратно. Народ не торопился расходиться, видимо, желая узнать подробности, да и обсудить события. Иоанн же, долго не думая, поспешил домой.